Виталий Чечило - Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)

С бабами из военторга я провернул не одно общее дело. Консервированную конину по 35 копеек за банку продать нашим было невозможно. Оставались казахи. Повёз в пустыню продавать. На нас нахлынула эта орда, боец в кузове поднял цену с пятидесяти копеек до рубля. Орда не уменьшилась. Он сгоряча повысил до трёх рублей. Орда схлынула. Остановились на полутора. Я привёз девкам плащ-палатку денег. Дождались, когда уедет мотовоз, закрыли магазин, всю ночь считали.

В другой раз не хватило 10 тысяч порожних стеклянных банок. Я — к «губарям»:

— Тысяча банок — и ты свободен.

Наносили за день, ходили с автоматчиком и собирали. Я всех амнистировал.

Старшина военного городка пожаловался:

— Не хватает ложек.

Послал людей по свалкам (солдаты выбрасывают ложки с отходами, чтобы не мыть лишний раз — Авт.). Набрали столько, что прапорщик — завстоловой — ещё и продал.

Женщины в подавляющем большинстве равнодушны к военной форме и воинским званиям. Я встречал только одну женщину-прапорщика, гордившуюся своей формой. Все её за дуру считали. Обычно форму надевали через дичайший ёб. Понять их можно — любая женщина, даже неохватная «мамка», хочет выглядеть хоть чуточку сексуальной. Некоторые, в целях экономии, зимой носили форменные юбки, чтобы штатские не протирались. Но шинели — никогда.

Раз на развод посгоняли бабьё. Плац задрожал. Девочки-связистки — ещё ничего, тоненькие, как тростинка. Но сам начальник смены ефрейтор Тома (она же «Попона») — лет пятидесяти, килограмм 150 живого веса, ножки коротенькие… Или Женя Уманец из продслужбы — 30 лет, 120 кг, 8 подбородков. Их же ни в длину, ни в ширину не построишь. В батальоне звероподобных сверхсрочников ещё можно распихать по шеренгам, а этих куда? И командир не удержался, так что папаха поползла.

— Сними (форму — Ред.) к ебени матери! Чтобы я ни одной не видел!

На этом эпопея кончилась. А как готовились! Выдавали трусы по колено. Женщинам денежная компенсация за форму не полагалась — сержантский и рядовой состав. На Тому трусов не нашлось.

— Нет.

— Как это нет? А той — есть.

— Бери двое.

— На развод не пойду.

Прапорщик был вынужден ездить по магазинам, искать 62–64 размер, менять.

Эта мужественная женщина возглавляла в полку кассу взаимопомощи. Вырвать у неё деньги было невозможно, конфеты начинали носить за месяц до отпуска. На службу она пошла поздно. Обычно женщины служили до 45, а ей уже 49, и до пенсии надо было ещё дотянуть, да притом, что командир полка мог своей властью уволить. «Рубилась» она жестоко, «шестерила» мрачно, таскала девок-связисток за волосы.

— Проститутка! Почему опоздала на 2 часа на смену?

— Проспала.

— С кем ты спала?!

На солдата:

— Кастрирую!

При всех проблемах с занятостью, жён офицеров на работу в воинские части старались не принимать. Они оставались безработными, им создавали альтернативу. Женщины, служившие в войсках, штабах или управлениях составляли особую категорию. Все они были «блатные». Перед ними стояли две основные задачи: первая — выйти замуж, вторая — чтобы мужа не отбили. Я знал одну стерву, заведующую библиотекой, которая до тридцати лет замуж не выходила, пока не достоялась в очереди за мужьями до подполковника, заместителя командира части.

Некоторые начинали круто. Плишкина ворвалась в часть, совратила секретаря парторганизации, одного майора. Однажды он поехал на рыбалку майором, а вернулся капитаном — утопил в Сыр-Дарье УАЗик. Понизили в звании по телеграмме Главкома. Год проходил капитаном. Но Плишкина не рассчитала — жена мужа отбила. После этого соискательница на некоторое время затихла, пока не встретила другого майора и не забеременела от него. Так Танька осталась с ребёнком, а сожительствовать с прапорщиками она брезговала, хотя, по большому счету, совращать получалось только их. Отбить офицера у жены было трудно. На почве взаимной неприязни к «военторговским» женщины из штаба опасались ходить в офицерскую столовую — боялись, что их отравят. Брали еду с собой или ходили в продслужбу.

«Жизель» — женщина необъятных размеров с выразительными, как у коровы, глазами, работала в продслужбе писарем. Как-то я без всякой задней мысли напоил её кумысом. Началась аллергия, бедняга чуть не умерла. Сволокли в санчасть, взгромоздили на топчан. Фельдшер, глядя на её колышушиеся телеса, от волнения не мог попасть иглой в ампулу, пока «Жизель» не прикрикнула:

— Ты что, сука, моей смерти хочешь? Или бабы не видел?

Действительно, когда баб водили в санчасть делать прививки от чумы, их кололи сёстры. Посмотреть на задницу «Жизель» собралась целая толпа желающих. Вызвался начмед:

— Я сам!

Выходит.

— Ну и женщина! Памятник!

Была без комплексов:

— День без мужика Бог в жизнь не засчитывает.

Однако спала от капитана и выше, с теми, кто при власти. На наши замечания: «Куда муж смотрит»? — только отмахивалась: «Я ему посмотрю»!

Карьера её окончилась печально — «сгорела на работе». Командир полка не удержался, сделал ей замечание:

— Когда вы форму оденете? И вообще, с таким задом не здесь работать.

А «Жизель» имела университетское образование. Подтянула юбку выше колен, повернулась к командиру и ответила:

— Что, я Вам такая не нравлюсь? Не с Вашим членом на мой зад заглядываться. Даже если его приставить к голове, то Вы всё равно будете ниже моего мужа.

Командир полка, отъявленный матерщинник, потерял дар речи.

— В штабе тыла блядство развели!

Уволили её в тот же вечер. Полк воспринял случившееся с сожалением, такой красивой женщины у нас больше не было.

А вообще, полк служил пристанищем женщинам удивительной корявости. Одни фамилии чего стоили: Плишкина, Лягина — чистокровные угро-финнки: широкие лица, короткие ноги, непропорциональные зады, отсутствие грудей…

Как-то слегка подвыпивший прапорщик Чирков в поисках приключений ползал по штабу, мерзко сквернословил, вступал в пререкания с писарями… Лягина сделала ему замечание:

— Если б я была Вашей женой…

Ваня Чирков, окинув её с презрением снизу вверх и сверху вниз, ответил:

— Да я бы с тобой не спал даже на безлюдном острове. Ты знаешь, кто такой был Милляр?

Она, естественно, не знала, что это был артист, на протяжении сорока лет игравший Бабу Ягу и Кощея Бессмертного. Обидевшись за Милляра, Лягина пошла к замполиту. Тот вызвал Чиркова и начал допытываться, кто такой Милляр. Замполит не понял юмора и прапорщику вкатили строгача за «нахождение в нетрезвом виде».

Нельзя пользоваться женщиной в армии монопольно. Телефонистка, пока молодая, — жила с командиром батальона, года через два — с прапорщиком, потом — с солдатами. Солдат мог сожительствовать, например, с горбатой. Официантки и поварихи сожительствовали с прапорщиками и солдатами. Комендант располагал продавщицами и «чипошницей». Вотчиной начальника тыла была завстоловой. Командир полка сожительствовал с завпроизводством. Кинуться на неё никто не смел. Наличие семейных связей в воинском коллективе не принималось в расчет. Там, где пили вместе, там и жили сукупно. Неприличным считалось совершить мезальянс — выйти из своего круга. Вот я не мог полюбить повариху, хотя мне и нравилась одна, «Булочка». Мне бы продавщицы глаза выцарапали.