Виталий Чечило - Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)

Новые райотделы в индустриальных центрах, развившихся в 60–70 гг, размещались, как правило, на первых этажах многоквартирных домов, в лучшем случае — с двумя выходами. Отдельные, малозначительные в оперативном отношении сельскохозяйственные районы, такой, как, например, Сквирский, сохранили даже романтическую должность уполномоченного. Прежний сталинско-хрущевский уполномоченный по району имел в своем распоряжении целый аппарат, узел связи, взвод солдат войск МГБ. В целом, структура КГБ полностью противоречила мнению Троцкого о том, что «уездные» ЧК на Украине … (дальше я дословно не помню, но общий смысл в том, что вредят делу революции, поскольку не укомплектованны достаточно проверенными кадрами и заняты в основном спекуляцией).

Райотдел был низовой структурой КГБ, всей своей жизнью он был погружен в гущу народную. Именно на этом уровне осуществлялся непосредственный контроль за умонастроениями населения. Каждый оперативный работник курировал ряд предприятий. Целям непосредственного сбора информации служили «источники». Количество находящихся на связи колебалось до полутора десятков, в зависимости от числа объектов. Прежде всего, надлежало охватывать всяческие конторы со смутными названиями и неопределенным родом занятий. Сейчас их место в хозяйственной жизни заняли всевозможные «юридические лица». Наиболее перспективными считались предприятия, подчиненные какому-либо ведомству в Москве, и имевшие выход за границу. Значительный процент работавших в них составляли евреи. Украинским национализмом как таковым, органы КГБ на местах (я имею в виду центральной Украине), практически не занимались ввиду отсутствия оного. Основным объектом оперативной деятельности были «сионисты проклятые». Вторым — религиозные секты различного направления, в основном — баптисты. Встречи с каждым «источником» происходили не чаще трёх-четырех раз в месяц, и после каждой надлежало подавать руководству письменный отчет с замечаниями на предмет дальнейшей разработки. Сведения, поставляемые «источниками», часто не блистали ясностью.

— Понимаю, что что-то антисоветское, но что именно — никак не пойму.

Ясно, что в подобной обстановке за работу приходилось держаться зубами. Со временем, где-то с шестидесятых годов, ввиду развития правозащитного движения выработались определенные приемы работы. Отбор кандидатов в правозащитники производился очень тщательно, так как от этого, случалось, зависела дальнейшая карьера и самих оперработников. Представляю, с каким содроганием, или наоборот, спокойно, отбирали во «враги народа», когда от случайности выбора зависела жизнь. Говорить о каких-то конкретных методах не приходится. В работе с людьми все зависит от нюансов, не до конца осознанных закономерностей, образующих восприятие. Это сложно объяснить. Помню, как-то в начале моей карьеры, некий подпольный предприниматель, которого я позднее разобличил-таки как масона (назовем его А.И.), выбирал себе помощника. В числе прочих явился и молодой человек, демонстрировавший явную интеллигентность, сообразительность, искательность и, вроде бы, как нельзя лучше подходящий для данной работы. На мое удивление, барыга был вежлив, но неопределенен:

— Ну, что скажете А.И.?

— А что тут скажешь? Лягавый он и есть лягавый…

Спустя десять лет, я сам давал подобные лапидарные ответы, внутренне осознавая всю их неубедительность для спрашивающих. Но, как объяснить иначе? «Критерием истины является практика» (Председатель Мао).

События конца восьмидесятых — начала девяностых годов вполне подтвердили эффективность практиковавшихся КГБ методов. Поколение «шестидесятников» оправдало возлагаемые на них надежды.

К сожалению, все строфы этой пародии не запечатлелись в моей памяти.

Правозащитнику лучше было иметь от тридцати до сорока лет. Относительно перспективных лиц более молодого возраста оставался риск того, что они уже были вовлечены в антисоветскую деятельность по месту учебы. Теоретически, при переезде к месту работы, «источников» передавали сотрудникам местных управлений. «Влазить на чужие грядки» в КГБ не поощрялось; оперативник, перехвативший чужой источник, рисковал остаться без тринадцатой зарплаты.

В этой связи мне вспоминается одна примечательная история. Несмотря на всю её кажущуюся невероятность, я неоднократно убеждался в правоте и правдивости моего источника. В начале шестидесятых годов популярностью среди интеллектуальной элиты Киева пользовался салон известной художницы Ирины Н. В числе прочих, посещал его и рассказчик, тогда молодой МНС (младший научный сотрудник). О существовании салона несомненно было известно компетентным органам, которые использовали его в качестве «хаты». Как-то рассказчик заглянул на минутку по каким-то своим делам и был задержан гостеприимной хозяйкой:

— Ой, хорошо, что вы пришли, у нас как раз в гостях американец.

— Мне бы лучше от американцев подальше.

— Это наш американец, советский.

«Наш американец» сидел на диване и выразительно скучал; тихий, ничем не примечательный американец. Сопровождал его работник КГБ в штатском. Разговор оживился только тогда, когда заговорили о предстоящем праздновании годовщины Октябрьской революции 7-го ноября 1961 года. Кто-то высказал обычные сожаления по поводу того, что с раннего утра район Крещатика закрывают для доступа. Завхозы и работники ЖЭКов запирают чердаки, опечатывают пустующие помещения. В ходе обмена мнениями, рассказчик допустил фрейдистскую оговорку:

— Ничего, можно и издалека, например, с крыши.

Надо объяснить, что наш рассказчик, спортсмен общества «Динамо» КМС (кандидат в мастера спорта) по пулевой стрельбе, как раз разжился дефицитным в СССР ПУ 3,5, попросту оптическим прицелом к снайперской винтовке. Его, как молодого специалиста, послали на склад ОФИ в качестве грузчика, где он и обнаружил стеллаж, наполовину загруженный прицелами. Он обратился к завхозу:

— Такую бы штуку.

— А на хрена?

— Хотелось бы иметь.

Завхоз взял пару прицелов, присоединил к списку оборудования для лабораторий, и рассказчик присвоил один; через пару месяцев оплатил его, как неликвид, в кассе. Стоил он что-то два с половиной рубля новыми деньгами. Как раз в дни, предшествовавшие визиту, ему не давала покоя мысль, как пристроить прицел к имевшемуся у него охотничьему карабину «Маннлихер-Шонауер» калибра 6,5 х 55. Как известно, «хрущёвская оттепель» привела и к либерализации законодательных норм об оружии. В РСФСР ружья, м/к винтовки, нарезное оружие крупного калибра продавалось практически свободно. Дядя рассказчика, начальник геодезической партии, попросту подарил трофейный карабин племяннику. Тот его, на свою голову, зарегистрировал. Вскоре все нарезное оружие в Украине у владельцев изъяли.