Петр Мультатули - «Господь да благословит решение мое...»

Во время одной из таких поездок по фронту Николай II вместе с наследником цесаревичем Алексеем Николаевичем оказался непосредственно на передовых позициях. Граф Д. С. Шереметев вспоминал: «Государь настойчиво требовал, чтобы Его допустили до передовых окопов наших пехотных подразделений. Генерал-адъютант Иванов боялся взять на себя такую ответственность, но Господь Бог, видимо, благословил желание Государя: с утра пал сильный туман, дорога, ведущая к окопам и обстреливаемая неприятельской артиллерией, сравнительно была более безопасна. Генерал-адъютант Иванов настоял, чтобы было не более трех автомобилей. В первом — Государь с Наследником Цесаревичем, во втором — Воейков со мной и в третьем — Иванов с министром двора графом Фредериксом. Окопы были заняты одним из наших пехотных полков. Государь приказал Цесаревичу хранить полное молчание. Рота солдат, вынырнувшая из окопа и возвращавшаяся на отдых, с удивлением узнала Цесаревича Алексея Николаевича. Надо было видеть радость и изумление солдат, когда они поняли, что перед ними Государь Император с Наследником Цесаревичем. Возвращение Государя из сферы огня окончилось, слава Богу, благополучно». За это посещение царем передовых позиций Георгиевская Дума Юго-Западного фронта представила Государя к ордену св. Георгия 4-й степени. По поводу этой поездки и награждения было сломано немало копий, чтобы доказать, что Царь получил орден незаслуженно. Повод этим утверждениям как будто дал сам Николай II, который, по свидетельству Лемке, «когда Пустовойтенко поздравил Царя с Георгиевским Крестом, махнув рукой, сказал: „Не заслужил, не стоит поздравлять“». [252] Лемке М. Указ, соч., с. 209. Однако, слишком известна неподдельная скромность Императора, чтобы считать эти слова доказательством незаслуженности награждения.

Николай II был горячо тронут преподнесенным орденом. В специальном обращении к войскам по случаю своего награждения Император писал: «Сегодня свиты Моей генерал-майор князь Барятинский передал Мне орден Великомученика и Победоносца Георгия 4-й ст. и просьбу Георгиевской Думы Юго-Западного фронта, поддержанную вами, о том, чтобы я возложил его на Себя. Несказанно тронутый и обрадованный незаслуженным Мной отличием, соглашаюсь носить Наш высший боевой орден и от всего сердца благодарю всех георгиевских кавалеров и горячо любимые Мною войска за заработанный Мне их геройством и высокой доблестью белый крест. НИКОЛАЙ» [253] Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в действующей армии. Июль 1915-февралъ 1916. Составил генерал-майор Дубенский. Петроград, 1916, с. 86. .

В своем дневнике, всегда сдержанный, Царь не скрывает свою радость: «Незабвенный для меня день получения Георгиевского Креста 4-й степ. Утром, как всегда, поехали к обедне и завтракали с Георгием Мих. В 2 часа принял Толю Барятинского, приехавшего по поручению Н. И. Иванова с письменным изложением ходатайства Георгиевской Думы Юго-Западного фронта о том, чтобы я возложил на себя дорогой белый крест! Целый день после этого ходил, как в чаду» [254] Дневники Императора Николая II, с. 554. . Николай II чрезвычайно дорожил наградой. Анна Вырубова писала: «Вспоминаю ясно день, когда Государь, как-то раз вернувшись из Ставки, вошел сияющий в комнату Императрицы, чтобы показать ей Георгиевский Крест, который прислали ему армии Южного фронта. Ее Величество сама приколола ему крест, и он заставил нас всех к нему приложиться. Он буквально не помнил себя от радости» [255] Фрейлина Ее Величества, с. 160. .

С тех пор Царь никогда не снимал орден. Будучи в Тобольском и Екатеринбургском заточении, когда совдеп потребовал от него снять погоны, Государь подчинился, но орден св. Георгия был на его гимнастерке неизменно, был он на нем и в Ипатьевском доме ночью 17 июля 1918 года.

Результатом первых решений Императора Николая II по улучшению положения в армии и в целом на фронте явилась Вильно-Молодеченская операции (3 сентября — 2 октября 1915 года).

На фронте происходили грозные события. Фельдмаршал Гинденбург стремился, в очередной раз, уничтожить ускользающие русские войска. Он развернул стремительное наступление в районе Вильно, рассчитывая уничтожить нашу 10 армию. Основные боевые действия развернулись в районе Молодечно и Вильно. 3 сентября немцы захватили Вильно, а конная группа немецкого генерала фон Гарнье успешно атаковала тылы русских в районе Свенцян. Гарнье своей небольшой конной группой вызвал большую панику среди наших стрелков, а вестфальский полк прервал железнодорожную линию Минск — Смоленск и дошел до города Борисова. Успехи германцев по-прежнему во многом объяснялись сложившимся среди русских солдат порочным мнением, что «немец все может» результат жуткого отступления лета 1915 года. Генерал Носков вспоминал: «19 сентября [256] Носков А. А. приводит все даты по Григорианскому календарю. немцы заняли Вильно, развернув наступление на юго-восточном направлении. Сила из девяти кавалерийских дивизий устремилась в эту брешь в направлении Минска и Борисова. Ситуация становилась очень опасной, тем более, что ни на одном направлении организация отпора с нашей стороны была невозможна. Мы лишь могли пассивно сдерживать удар. Период с 20 по 25 сентября был особо томительным. Можно предположить, что немцы сами не ожидали того результата, к которому привел смелый рейд их кавалерии» [257] Noskoff A. A. (general). Nicolas II inconnu., p. 33. .

В этих условиях Николай II проводит целый ряд встреч с высшим командным составом армии. Михаил Лемке приводит в своей книге воспоминания участников этих встреч, которые он записал в те дни. Как мы уже писали, Лемке впоследствии, как мог, стремился доказать большевикам свою лояльность [258] По поводу М. Лемке приводятся интересные сведения в книге А. Крылова «Последний лейб-медик» о докторе Е. С. Боткине. Описывая прибытие Государя в Ставку, Крылов пишет: «Следующим за Боткиным стоял вертлявый штабс-капитан, в котором он узнал адъютанта, встречавшего его на вокзале. От волнения офицер вспотел и все время мял в руке носовой платок. Изо всех сил он пытался показать свою независимость, периодически потряхивая прилизанной головой. Император, с доброй улыбкой подошедший к офицеру, по-видимому тотчас понял, что творится на душе у молодого человека, который, заикаясь, представился: — Ваше Императорское Величество, обер-офицер управления генерал-квартирмейстера штабс-капитан Лемке…. У штабс-капитана, казалось, взмокла не только спина, но и даже кожаные портупеи и ремень. Конечно, ни Боткин, ни Николай II, ни сам штабс-капитан Михаил Лемке не могли знать в тот момент, что, спустя годы, безликий офицерик станет маститым большевистским историком, учредителем и непременным председателем Общества изучения истории и революционного движения в России, которому по долгу новой службы придется немало сказать мерзких слов о своем бывшем Верховном Главнокомандующем» (А. Крылов. Последний лейб-медик. М.: Белый берег. 1998, с.62). . Именно поэтому приводимые им свидетельства имеют особую ценность. При планировании операции Николай II еще раз требует от военачальников проявлять решимость и стойкость, а также уделяет большое внимание маневру. «При докладе общего положения дел, — приводит он слова генерала Пустовойтенко, и событий на фронтах армий Государь Император обратил внимание, что мы вообще утратили постепенно способность к свободному маневрированию, стали признавать возможность боя лишь плечом к плечу с длинными растянутыми линиями. Опасаемся до болезненности прорыва и обхвата, и поэтому прорыв роты или батальона считаем законным предлогом для отступления корпуса. Его Величество ожидает от всех военачальников действий смелых, решительных и предприимчивых» [259] Лемке М. Указ, соч., с. 66. .