Олег Мороз - Хроника либеральной революции

Через несколько месяцев, а именно в сентябре — октябре, стало вполне понятно, почему Хасбулатов так упорно боролся за сохранение собственной «гвардии».

5 мая Центральная комиссия всероссийского референдума подвела его окончательные итоги. Как и предполагалось, они отличались от предварительных на десятые и сотые доли процента. За доверие Ельцину проголосовали 58,7 процента принявших участие в референдуме, социально-экономическую политику президента и правительства одобрили 53 процента. За досрочные выборы президента подали свой голос 31,7 процента от списочного состава российских избирателей, за досрочные выборы депутатов — 43,1. Таким образом, решения по первым двум вопросам были объявлены принятыми, по третьему и четвертому — нет.

Имеют ли они юридическую силу?

Как уже сказано, президентская сторона была непоколебимо убеждена — и это свое убеждение она отстаивала все последующие месяцы, — что итоги референдума имеют правовой характер. Об этом, в частности, сразу же после плебисцита на встрече с журналистами заявил Сергей Филатов.

— Должностные лица законодательной и исполнительной власти, — сказал он, — должны подчиниться воле народа. Дополнительные решения для реализации итогов референдума не нужны. Программа действий президента должна выполняться, и парламент обязан дать ей законодательную поддержку.

Сходным образом высказался и Сергей Шахрай. Он заявил, что после 25 апреля нынешний депутатский корпус не вправе отрешить президента от должности, разогнать правительство, принять новую конституцию.

— Референдум состоялся, — заявил вице-премьер. — В соответствии с законом, он обладает высшей юридической силой и не требует утверждения… Верховному Совету и другим органам власти, учитывая волю народа, необходимо отменить или приостановить те их решения, которые направлены на свертывание реформ.

В таком же духе высказались члены Президентского совета. На его заседании, состоявшемся 29 апреля, отмечалось, что по результатам референдума должен быть отменен целый ряд законов, ограничивающих права президента и правительства.

По словам Вячеслава Костикова, после 25 апреля Ельцин получил «новую и очень сильную легитимацию». Он стал «единственной легитимной силой в России, поскольку все остальные, в том числе Съезд и Верховный Совет и депутатский корпус, являются отблеском увядшей легитимности ушедшего Советского Союза». Как заявил Костиков, ни ВС, ни Съезд «больше не имеют никакого юридического права затрагивать прерогативы президента».

В действительности закон «О референдуме РСФСР» 1990 года, в соответствии с которым и проводился плебисцит, как минимум был неполон. Как минимум он оставлял пробелы, позволявшие той и другой стороне интерпретировать результаты референдума в свою пользу. Согласно этому закону, принятое на референдуме решение должно быть опубликовано не позднее семи дней после голосования и вступает в силу в день опубликования. Это решение может быть изменено либо отменено только другим референдумом. Но что означает словосочетание «решение вступает в силу»? В отношении двух последних вопросов это ясно: досрочные выборы президента и депутатов либо проводятся, либо не проводятся. В данном случае было решено: досрочные выборы не проводить. Все, баста, разговор окончен. Что касается двух первых вопросов, они сформулированы так, — тут их авторы-депутаты хорошо подстраховались, — что неясно, какой смысл имеет формула «решение вступает в силу». Да, большинство проголосовавших доверяет президенту. Да, большинство одобряет проводимую им и правительством с 1992 года политику. Ну и что? Каковы юридические последствия этого? Можно ли, например, в случае чего в порядке, предусмотренном Конституцией, объявить президенту импичмент? Одна сторона уверенно отвечала на этот вопрос «да», другая — «нет».

О том, что здесь в законе дыра, говорит и тот факт, что впоследствии соответствующие формулировки в нем уточнялись и дополнялись. В конечном счете там появилась, например, такая норма:

«Если для реализации решения, принятого на референдуме Российской Федерации, требуется принятие федерального закона, федерального конституционного закона, закона о поправке к Конституции Российской Федерации, то Федеральное Собрание (к тому времени ВС и Съезд уже были заменены Федеральным Собранием. — О.М.) обязано принять соответствующий закон в точном соответствии с решением, принятым на референдуме Российской Федерации».

Тут уже обозначена сравнительная сила референдума и Конституции: референдум сильнее. Но даже и в случае если бы эта норма действовала весной 1993 года, все равно было бы непонятно, какой именно закон или поправку к Конституции следовало принять, чтобы решения «президенту доверяем» и «его политику одобряем», принятые на референдуме, обрели законодательную силу.

Конституционный Суд заметил юридическую некорректность двух первых вопросов, вынесенных на референдум IX съездом, однако следующего логического шага — изменения этих вопросов — не последовало. Более того, это решение КС, как мы знаем, позволило Хасбулатову громогласно заявить, что голосование по первым двум вопросам вообще не имеет никакого значения.

И все же, несмотря на то, что в юридическом смысле результаты референдума допускали разную интерпретацию, моральная победа, конечно, была на стороне президента. Это было ясно всякому непредвзято настроенному человеку.

Демократы требовали от президента немедленных и решительных действий, направленных на закрепление победы на референдуме. Что под этим подразумевалось? Полторанин, например, в уже цитированном интервью заявил, что прежде всего необходимо «добиться от депутатского корпуса законодательного обеспечения курса реформ, поддержанного народом». По его словам, «если Верховный Совет не сможет оперативно наработать эту законодательную базу, то президент должен самостоятельно искать рычаги ускорения реформ с помощью Совета Федерации и собственных указов».

Однако прежде чем выпускать новые законы и постановления в обеспечение реформ, надо было хотя бы отменить старые, препятствующие им. С более чем месячным опозданием, 5 июня, Ельцин направил Хасбулатову письмо, в котором предложил Верховному Совету пересмотреть ряд законодательных актов, которые, по мнению президента, противоречат результатам апрельского референдума. Среди них — постановление VII cъезда «О ходе экономической реформы в Российской Федерации» (в нем, как мы помним, была дана отрицательная оценка работе правительства Гайдара), ряд статей принятого парламентом бюджета на 1993 год, закон «О внесении изменений и дополнений в налоговую систему России» и др. В письме Ельцина содержалось также требование, чтобы законы и постановления ВС принимались лишь после того, как правительство даст заключение, что предусматриваемые ими шаги могут быть профинансированы из бюджета (депутатов сплошь и рядом это совершенно не интересовало: важно было принять «хорошее» решение, которое понравится народу).