Лев Гумилев - Хунно-китайская война III-II веков до н э

Обратимся к анализу описанных событий. Как мы уже видели, война со стороны хуннов велась не путем разбойничьих нападений мелких шаек, а организованными действиями хуннских войск. Исследователя не должно обманывать то, что тактика хуннов была основана на предельной мобильности войск: нестратегические задачи решались путем изнурения противника не менее радикально, чем путем боя. Да и при колоссальном численном перевесе китайцев мелкие отряды не могли бы достичь никаких успехов.

Ясны и политические цели Модэ-шаньюя. Во-первых, он считал необходимым установить "естественную границу", и эта цель была достигнута. Затем, растущие потребности его окружения вынуждали его добиваться получения из земледельческого Китая тех продуктов, которых не могла дать его родина. Эти продукты высылалась в виде подарков. Наконец ему был необходим престиж, чтобы воздействовать на своих степных подданных, и этого Модэ добился: император назвал его "братом". Получив все, что было ему нужно, он со спокойной совестью заключил мир. Но Модэ не учел того, что не только его родственники, но и все хунны захотели наряжаться в шелка и полотно и лакомиться китайским печеньем. С их настойчивым желанием были вынуждены считаться сын и внук Модэ-шаньюя Лаошань - и Гюньчень-шаньюи.

"Основать империю, сидя на коне, можно, но управлять ею с коня нельзя", сказал однажды Елюй-Чуцай, правитель эпохи Чингисхана. Эти слова полностью относятся к государству Модэ-шаньюя. Это понимал основатель Хуннской империи. Не имея среди своих соратников образованных людей, он к концу своего правления стал широко пользоваться услугами китайских перебежчиков, составлявших для него дипломатические послания к китайскому двору. Лаошань-шаньюй следовал по отцовскому пути, и когда евнух Юе, насильно посланный к нему в составе посольства из Китая, захотел перейти на сторону шаньюя, он был принят и обласкан. "...Юе научил шаньюевых приближенных... обложить податью народ, скот и имущество" [15]. Это знаменовало огромный переворот во внутренних отношениях хуннского общества. Налоги, поступавшие шаньюю и его приближенным (а все они были его родственники), выделили шаньюев род из числа прочих и дали ему большую власть.

Прямым следствием этого было принятие шаньюем титула "Рожденный небом и землею, поставленный солнцем и луною. Хуннуский Великий шаньюй" [16]. Тут мы уже видим, что шаньюй основывал власть на "божественном авторитете", а не на воле народа, который, по его мысли, должен повиноваться. Новые прерогативы шаньюя столь противоречили старому порядку, что, казалось бы, народные массы должны были возмутиться и воспротивиться, но этого не произошло. Наоборот, власть шаньюев пользовалась непререкаемым авторитетом. Хунны не даром уступили свою древнюю свободу. Они получили за нее такую цену, которая, видимо, удовлетворила их. Значительная часть доходов от добычи и дани с покоренных племен оставалась в руках воинов, и хуннские женщины сменили овчины на шелковые платья. Наряду с кумысом и сыром хунны полюбили вино, хлеб и китайские лакомства.

Проницательный Юе, искренне преданный новому господину, указывал на опасность таких перемен. "Численность хуннов, - говорил он Лаошань-шаньюю, не может сравниться с населенностью одной китайской области, но они потому сильны, что имеют одеяние и пищу отличные (своеобразные. - Л.Г.) и не зависят в этом от Китая. Ныне, Шаньюй, ты изменяешь обычаи и любишь китайские вещи. Если Китай употребит только 1/10 своих вещей (на подкуп. - Л.Г.), то [все] до единого хунны будут на стороне Дома Хань... Получив от Китая шелковые и бумажные ткани, дерите одежды из них, бегая по колючим растениям, и тем показывайте, что такое одеяние прочностью не дойдет до шерстяного и кожаного одеяния. Получив от Китая съестное, не употребляйте его, и тем показывайте, что вы сыр и молоко предпочитаете им" [17].

Программа Юе была невыполнима. Но последствия изменения быта сказались через 50-75 лет, а пока все, казалось, обстояло благополучно. Так как большая часть продуктов, столь приятных хуннам, находилась в Китае, то вполне естественно возникло стремление увеличить приток их. При Модэ и Лаошане они притекали тонкой струйкой в виде "подарков" шаньюю, который сам должен был делиться со своими подданными. Для того чтобы избежать необходимого дележа, шаньюй попытались установить правильную меновую торговлю с Китаем, но встретили резкое противодействие китайского правительства.

Дом Хань установил внутри Китая систему налогового обложения, которая должна была выкачать у населения весь избыток продуктов, чтобы на эти средства содержать большое войско. Вполне понятно, что сосредоточение внешней торговли в руках государства было необходимо, так как оно давало требуемые доходы и позволяло регулировать цены. От этого страдало, во-первых, китайское податное население, а во-вторых, хунны, получавшие при этой системе значительно меньше тканей и хлеба. И тем и другим хотелось наладить прямой обмен, но тогда доходы ушли бы из казны китайского правительства, которому пришлось бы конкурировать с собственными подданными. Это противоречие не могло разрешиться без войны, и она не заставила себя ждать.

Покончив с юэчжами и развязав себе руки, Лаошань-шаньюй с 140 тыс. конницы [18] вторгся в 166 г. до н.э. в Северо-Западный Китай, "захватил великое множество народа, скота и имущества" и сжег летний дворец императора. Конные разъезды хуннов шныряли в 40 километрах от столицы Чанъаня. Император собрал до тысячи колесниц, 100 тыс. конницы и три вспомогательных корпуса, но пока войска готовились к выступлению, хунны ушли со всей добычей, не потеряв ни одного человека [19]. После этого в течение четырех лет хунны повторяли набеги и разорили все пограничные области; особенно пострадал Ляодун. Основной удар был нанесен с запада, из недавно завоеванных хуннами земель, и через области, населенные некитайцами. Военные действия развернулись в Бэйди (Восточное Ганьсу), стране "икюйских жунов", покоренных лишь в III в. до н.э [20]. Напрашивается мысль, что хунны смогли вторгнуться в центр Китая с помощью местного населения. Сам по себе поход не принес хуннам больших успехов, но он оттянул всю китайскую конницу на запад и позволил им из-за Иньшаня разграбить всю восточную границу. Наконец в 162 г. до н.э. император Сяо Ван-ди обратился к Лаошань-шаньюю с просьбой о мире; шаньюй послал с ответом данху (невысокий чин), что явилось пренебрежением. Данху привез китайскому императору в подарок двух лошадей, о качестве которых китайский летописец не упоминает. Несмотря на это, Сяо Ван-ди счел за благо не обижаться, принял дар и заключил мир. Для Китая этот мир был тяжелым и позорным: Китай и Хунну признавались двумя равными государствами, причем Китай "из сочувствия к холодному климату своего соседа обязывался ежегодно отправлять на север к хуннскому шаньюю известное количество проса и белого риса, парчи, шелка, хлопчатки и разных других вещей" [21]. Это была попросту дань. Перебежчики, согласно договору, не возвращались, но новые переходы возбранялись под страхом смертной казни. Договор показывает несомненный перевес Хунну над Китаем, но о свободной торговле в нем не говорится ни слова.