Дэвид Уилкок - Наука Единства

Идентичный уровень октавы вибраций содержится и в спектре видимого света. У нас есть белый свет, который с помощью призмы мы можем разложить на радугу из семи цветов — красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, индиго и фиолетовый — прежде, чем начнется более высокий уровень октавы вибраций — инфракрасный и ультрафиолетовый. Сейчас мы знаем, что частота видимого света как пульсирующее “возбуждение” жидкообразной эфирной энергии — более высокая октава вибрации, чем частоты звука в музыкальной октаве. В целях упрощения, вы можете взять числовые отношения между каждой нотой музыкальной диатонической шкалы, удваивать их много раз, и со временем обнаружите те же отношения между скоростями вибрации светового спектра. Единственная разница между ними — величина; звук вибрирует намного медленнее, в то время как свет вибрирует намного быстрее.

Из книги Дэйла Понда Физика любви : “Вышеприведенные отношения выведены из вычислений Пифагоровых частот и интервалов, начиная со слышимой полосы звука. Хотя существует много оттенков, скажем, зеленый цвет лежит в полосе от си до ре, на самом деле только нота до имеет 512 колебаний в секунду в более низкой слуховой октаве. Эти цвета имеют отношения к пигментам, а не к цветам света, которые были бы: до — красный, ре — оранжевый, ми — желтый, фа — зеленый, соль — голубой, ля — индиго и си — фиолетовый.

Когда любые частоты света или длины волны движутся в пространстве, они движутся с тем, что считается постоянной скоростью — грубо говоря, 300.000 км с секунду. Однако это наблюдение не рассматривает свет, как движущийся через эфирную среду с данной скоростью. Большинство людей уверено, что ничто во Вселенной не может превысить эту скорость. Поэтому скорость света или “с” — самое быстрое движение или вибрация, которую с нашей точки зрения мы обычно распознаем здесь на Земле, в третьем измерении. Как опубликовано в газете Нью-ЙоркТаймс в мае 2000 года, необычные условия в лаборатории, такие как трубка с цезием под высоким давлением, освещаемая светом, падающим “сбоку”, может создать скорость света в триста раз быстрее, чем “с”. По сути этот эксперимент идентичен экспериментам Бирдена со “скалярной волновой интерферометрией”.

Отсюда, если бы мы сгруппировали все возможные вибрации в таблицу, то получили бы полное отсутствие движения внизу таблицы, а скорость света — наверху. Скорость света определяет границу вибраций в нашей реальности. Вопреки положению Эйнштейна, объект, движущийся со скоростью света, не может создавать в материи бесконечную плотность; источники, такие как Ра, рассматривают скорость света как вершину вибраций в третьей плотности или измерении. Если мы двигаемся в область или “домен”, в котором эфир движется с более высокой скоростью, скорость света меняется, и материя естественно “фокусируется” в этом новом вибрационном уровне. Это подтверждается наблюдениями торнадо и других аномалий, а также аномалиями вихрей, демонстрирующих изменения пространства, времени и материи.

Самые первые слова Книги Бытия в Библии таковы: “В начале Бог сказал: “Да будет свет”, и стал свет”. Мы можем продемонстрировать, что все вибрации, сотворяющие нашу Вселенную, являются разными формами одной единой сознательной энергии. Без наблюдения ярко-красного, голубого, зеленого, желтого, фиолетового и оранжевого Света в повседневной жизни, мы отказываем себе во внутреннем знании и наслаждении своим существованием. Жизнь без цвета “скучная”, “серая”, “унылая” и “черная”.

Геометрия завершает основную триаду нашего восприятия фундаментальных строительных блоков вибрации во Вселенной — эта триада: свет, звук и геометрия. Наряду с геометрией, которую мы уже обсуждали, в физической форме вдруг появляются звуки музыки и цвета радуги. Внезапно, абстрактные концепции гармонии и цвета раскрывают структуры, состоящие из прямых и кривых линий, которые затем мы можем моделировать и строить вещи. Хотя мы можем видеть цвет и слышать звук, обычно мы не думаем о физической геометрической форме в двух или трех измерениях, которая будут точно представлять эти вибрации. Однако многие исследователи, такие как Джеральд Хокинс, Бакминстер Фуллер и Ганс Дженни, показали, что звуковые вибрации будут образовывать определенные геометрические паттерны. Также они доказали: мы видим то, что вибрирует, вместо воздуха, который обычно мы не видим.

На самом деле Джеральд Хокинс не совершил свои открытия, изучая вибрацию. В его случае, он пришел к своим выводам после многих лет исследования явления “кругов на полях”, когда сложные геометрические паттерны появляются буквально за одну ночь на различных полях всего мира. Обычно они видны только с воздуха. Изучив сотни такие образований, Хокинс осознал, что некоторые паттерны повторяются, и общность всех паттернов выражается простыми двумерными формами, такими как треугольник, квадрат и шестиугольник, совершенно вписанными в окружность так, что все вершины формы касаются окружности. К его изумлению, площадь поверхностей внутренних геометрий, будучи разделена на площадь внешних кругов, демонстрировала отношения, ответственные за вибрации музыки в Октаве, — “диатонические отношения”, о которых мы упоминали выше. Именно это показал Пифагор на однострунном “монохорде”, только вместо отношения длин струны, у нас есть отношение геометрии, указывающее на то же самое. Хокинс осознал, что это абсолютно новая и нераспознанная серия теорем в геометрии, и ни один ученый, с которым он консультировался, не знаком с этими концепциями. Итак, в двух измерениях мы можем понимать звук как “плоскую” геометрическую вибрацию (такую как треугольник), появляющуюся внутри “плоской” окружности.

Диатонические геометрические доказательства Хокинса

Хотя работа Хокинса выполнена в 1980-х годах и затрагивает только два измерения, эксперименты, проведенные студентами д-ра Бакминстера Фуллера, десятью годами раньше, впервые доказали, что звуковые вибрации трехмерны по своей структуре. Позднее, чтобы доказать этот эффект, студенты Фуллера использовали белый воздушный шар, помещенный в ванну с темными чернилами и вибрирующий на чистых диатонических звуковых частотах. Как и ожидалось, чернила собирались и окрашивали те области шара, которые подвергались самому меньшему количеству движения. Эти области оказались равномерно распределенными “узлами” или точками, где все искажающие движения на поверхности шара взаимно уничтожались до “нулевой зоны”, поэтому там могли легко накапливаться чернила. Более того, узлы связывались вместе не четкими и совершенно прямыми линиями чернил. То есть, звуки наблюдались как простые трехмерные геометрические формы, образующие линии, которые пересекались на самом шаре.