Олег Трубачев - История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Кроме того, *ple-dh- это также ‘то, что родилось, произведено’, почему оно оказалось удобным и для обозначения растительных плодов (слав. plodъ ‘καρπός’).

Возвращаясь теперь к слав. pleme , отметим, что сомнения в обязательности формы *pledh-men- усилились: отглагольные имена на −теп- обычно образуются от чистой глагольной основы, вследствие чего гипотетическое *ple-dh-men- (особенно, когда нам известна древняя роль −ch- ) лишено смысла. Остается предположить, что более вероятной древней формой слав. pleme было *ple-men- , именное производное от *ple- / pel-.

Специфика развития славянской терминологии выразилась в том, что и.-е. *pel-/*ple- ‘производить, рождать’ не сохранилось в славянском. С таким значением выступило новообразование ст.-слав. родити и др. Это перераспределение в славянском оказало решающее воздействие на семантику новых славянских терминов, обозначающих родственные коллективы: rodъ и pleme. Термин ‘рождать’ является типично женским термином, откуда в некоторых славянских диалектах значение rod ‘род жены’ [1207]. Наличием близкого названия ‘рождать’обусловлено также общеславянское значение rodъ ‘ближайшее родство’ (: roditi ). С другой стороны, слав. pleme , не имевшее соответствующего термина ‘рождать’ в славянском, с самого начала обнаружило тенденцию к расширению значения, откуда типичное для славянских языков соотношение rodъ ‘ближайшее родство’: pleme ‘родственная группа в самом широком смысле’.

Названия семьи сохраняют формы, восходящие к древнеиндоевропейским корневым морфемам, но наряду с этим обнаруживают большое число новых образований разного характера. Первая их особенность является скорее использованием древних основ для образования новых терминов, поскольку не имеет смысла говорить о большой древности термина ‘семья’. Такого термина не было все время, пока основной единицей был род, а также и значительно позже этого времени, причем использовались названия, оставшиеся еще от родового строя.

Весьма древним, хотя и спорадически представленным в славянском является название, хорошо сохраненное в русском: семья. Тождественные формы засвидетельствованы также в древнерусском и старославянском: ст.-слав. сѢминъ ‘ανδράποδον mancipium,’ сѢмиѩ collect. ‘ανδράποδα mancipia’, др.-русск. сѢмиѩ ‘челядь, домочадцы, рабы’, ‘семья, семейство’, сѢминъ ‘работник, слуга, домочадец’ [1208]. В русских диалектах интересно по своему значению олонецк. семеюшка : «ласкательное название для супругов; жена для мужа семья , и муж для жены то же; надежной семеюшкой чаще зовут мужа» [1209]. Очень близки латышск. saime = ст.-слав. сѢмьѩ , литовск. seima ‘семья’, seimyna ‘челядь, домочадцы’ [1210], сюда же seimininkas ‘хозяин’. Сопоставление формы литовск. seima , латышск. saime со ст.-слав. сѢмиѩ указывает на происхождение из *koim-. Сравнение балтийских и славянских слов показательно и для понимания их семантического развития. Балтийский имеет в сущности только значение ‘семья’. Это помогает выделить как вторичные значения ‘рабы, слуги’ [1211].

В прочих славянских языках semьja вытеснено, сохраняются лишь незначительные следы, как например, в старых польских именах Siemirat, Siemowit, Siemomysl [1212].

В основе ст.-слав. сѢмиѩ, сѢм- обычно выделяют суффикс −m- [1213], с помощью которого она произведена от известного индоевропейского корня *kei- ‘лежать’. Последнее значение могло использоваться для образования названий стоянки (или того, что лучше и точнее передается нем. Lager ), поселения, жилища. Интересно, что производные от этого корня, обозначающие селение, жилье, известны в германском с суффиксом −m-; готск. haims ‘селение’, др.-исл. heimr ‘родина, мир’, нем. Heim ‘дом, семейный очаг’, в основе которых лежит та же производная форма, что и в слав. semьja [1214]. В то же время производные с индивидуализирующим значением образованы с иным суффиксом −uo- : др.-в.-нем. hi(w)o ‘супруг’, ‘домочадец, слуга’, hiwa ‘супруга’, латышск. sieva ‘жена’, сюда же лат. civis ‘гражданин’ [1215]. В славянском эти четкие словопроизводственные отношения не удержались. Потребность в индивидуализирующих образованиях удовлетворялась новыми средствами, ср. ст-слав. сѢминъ, сѢмь .

К слав. semьja примыкает еще одно интересное индивидуализирующее образование — слав. sebrъ [1216]: др.-русск. сѧбьръ ‘сосед, член одной общины’, также шакаръ, шабъръ то же, до последнего времени довольно широко представленное в русских диалектах: курск. обоянск. себёр ‘крестьянин, участвующий в общественных собраниях’, себровщина ‘общество одного селения’, себриться (тверск. осташк.) ‘присосеживаться, подбираться’ [1217], рязанск. сябёр ‘товарищ, пайщик, равноправный с другим хозяин’ [1218], смоленск. сябёр ‘здоровый, дородный детина’ [1219], олонецк. сябра, себра ‘община, артель, общее дело’, подсебритце ‘подделаться’ [1220], ср. еще белор. диал. сябар ‘товарищ’ [1221]. В русском слово представлено богатым числом примеров. Известна и другая диалектная разновидность слова: шабёр , отраженная еще в древних памятниках. Анализ значений в древнерусском и русском позволяет выделить наиболее существенные стороны значения слав. sebrъ: территориальная общность, общность в работе (не считая, конечно, случаев переосмысления, как в смоленских говорах). Эти интересные значения древнего производного от слав. semьja сильно отличают его от русск. семья. Поскольку нам знакомо развитие значения этого последнего, есть основания думать, что слав. sgbrъ сохранило более древнее значение, предшествовавшее позднейшему узкому ‘семья’.

Несколько слов о фонетическом облике слав. sebrъ : русск. сябёр, сябры (др.-русск. сѧкьръ ), др.-сербск. себрь ‘plebejus’, сёрбск. сёбар земледелец’ [1222]предполагают достаточно убедительно форму sgbrъ , известную лишь части славянских языков. К этой же древней форме восходит интересная диалектная форма русск. шабёр, шабры. Считается, что это диалектное изменение с > ш в русском ведет свое начало от неразличения обоих звуков в результате проникновения в русский язык западнославянских — «ляшских» элементов [1223].

Что касается др. — польск. siabr ‘druh, kolega, towarzysz, spolnik’, то это достаточно прозрачное заимствование из восточнославянского.

В словаре А. Г. Преображенского нашла отражение неправильная этимология, предполагающая связь с и.-е. *se-, *so- ‘себе, свой’ и весьма произвольные перестановки: себр/серб , сюда же па-серб и т. д. Литовск. sebras , латышск. sebris (значения — те же, что в русском) естественно считать заимствованными из русского, как правильно отмечал К. Буга [1224]. В то же время К. Буга, видимо, ошибался, указывая форму, родственную слав. *sebo- , в древнепрусском этнонимическом и топонимическом semba- [1225]. Реальность слав. sebrъ еще не означает реальности формы *sebo-. Слав. sebrъ происходит из формы *sem-ro с суффиксом −r- , словообразовательные отношения которой к sem-, semьja не вызывают никаких сомнений [1226]. Согласный b носит здесь чисто позиционный характер, «усиливает» группу т-r , поэтому абстрагировать форму *sembo-, *sebo- нельзя. Нетрудно будет найти другое, более достоверное соответствие слав. sebrъ из *sem-ro в балтийском, дополнительно подтверждающее правильность этой этимологии: литовск. seimerys ‘товарищ’, производное от seima ‘семья’ [1227] — *seimeria- < *seimera- , т. е. такое же образование с суффиксом −r- , как и слав. sebrь < *semro. Существуют и другие этимологии славянского слова. Н. Иокль производит его из восточногерм. sem-bur ‘получающий половину дохода’, основывая это на отдельных значениях славянского слова [1228]. Э. Френкель [1229]недавно повторил старую этимологию о наличии в слав. sebrъ , русск. сябёр носового инфикса и происхождении этих форм, вместе с названиями сербов и сорбов, от местоименной основы ‘свой, собственный’ [1230].