Василий Гурко - Царь и царица

Естественно, что понемногу, далеко не сразу, у Александры Феодоровны тоже народились {56} недобрые чувства к петербургскому обществу и в этом кроется одна из причин, если не главная, того, что она обернулась к русским народным массам и в них искала сочувствия, которого петербургская знать ей не выказывала.

Мало того, на этой же почве появилась у Государыни, принявшая со временем определенный болезненный характер, мнительность по отношению к людям. Едва ли не большинство Царской семьи и общества превратились в ее глазах в ее личных коварных врагов. Малейшая критика ее слов и действий или, хотя бы непризнание ее абсолютной мудрости, являлись в ее глазах неопровержимым признанием вражды к ней. Тем большим доверием, тем большей симпатией пользовались те, кто соглашался с ее предположениями, восхвалял ее решения, умело выказывал ей безграничную преданность. Под этим же влиянием развивается у Государыни и падкость к лести.

Не подлежит сомнению, что уверенность Императрицы в незыблемой прочности самодержавного строя в России построена была на убеждении, что простой народ, русское крестьянство, обожает своего монарха. В этом убеждении ее поддерживали и главари "союза русского народа", забрасывавшие ее телеграммами от имени каких то фантастических, не то десяти, не то двадцати пяти тысяч отделов этого "союза".

Руководители "союза" вводили в заблуждение и самого Государя. Так, однажды, на докладе Родзянко по поводу его указаний на растущее недовольство в народных массах, Государь ему сказал: "Это не верно. У меня ведь тоже есть своя осведомленность" - и, указав на лежащую у него на столе объемистую пачку бумаг, прибавил: - "вот выражения народных чувств, мною {57} ежедневно получаемые: в них высказывается любовь к Царю".

Как было Николаю II и Александре Феодоровне не верить этим заявлениям, когда при каждом путешествии вглубь России несметные народные толпы, с неподдельным восторгом, встречали и провожали царскую чету, когда в Костроме, при посещении Царской семьей колыбели их рода, в год трехсотлетия царствования Дома Романовых, народная толпа в истерическом восторге бросилась вслед за отходящим от пристани царским пароходом прямо в Волгу (благо берег ее был отлогий, а глубина незначительная)? Когда, не далее, как месяца за два до революции, Императрица в Новгороде была вновь свидетельницей, вызванного ее приездом, народного восторга? Сопровождавшая ее в этом путешествии А. А. Вырубова не преминула при этом заявить: "ну, что скажут теперь, после этого приема, думские болтуны"? - а Императрица со своей стороны, подчеркнула то обстоятельство, что ее встретили с пышными адресами представители и местного земства и городского самоуправления, причем добавила: "как врут те, которые утверждают, что Россия меня не любит"!

Чтобы выяснить первопричину того холодного, если не враждебного отношения, которое Александра Феодоровна встретила, как при русском дворе, так и среди петербургского общества, надо вернуться к тем обстоятельствам, которые предшествовали ее браку с русским Императором.

Молодая принцесса Алиса Гессенская, потеряв 8 лет от роду свою мать, воспитывалась у бабушки, королевы Виктории, в Англии. Уже 14-ти лет, в 1884 году, попадает она в Россию, где гостит у своей старшей сестры, великой княгини Елисаветы Феодоровны. Здесь молодая {58} экзальтированная девушка впервые знакомится с русской церковной службой. После холодного по обстановке протестантского богослужения, торжественность православного церковного обряда с его в душу проникающими песнопениями производит на нее чарующее впечатление. В том же направлении влияют на нее и те военно-церковные торжества, которыми русский Императорский двор отличался от всех западно-европейских королевских дворов. Торжества эти в России, отличаясь исключительной азиатской роскошью, сохранили вместе с тем отпечаток московского периода русских царей, когда власть мирская и власть церковная, переплетаясь и взаимно друг друга пополняя, составляли единое целое.

Это должно было особенно пленить мистически настроенную девушку. К тому же случай захотел, чтобы она впервые познакомилась с обиходом русского Императорского двора в день одного из отличавшихся исключительным великолепием больших придворных балов. В обстановке этого бала знакомится она и со своим будущим супругом, юным 16-летним наследником русского престола. Молодые люди, состоящие к тому же в довольно близком родстве, (по отцу принцессы они - троюродные брат и сестра), сразу загораются взаимной симпатией. Между ними завязывается детский наивный флирт, вызывающий со стороны других их родственников-сверстников по возрасту обычные в этих случаях шутки и поддразнивания. Однако, вся их детская идиллия этим пока и ограничивается. Иной более серьезный характер приобретает она при следующем посещении России принцессой Алисой, происшедшем однако лишь 5 лет спустя, а именно, в 1889 году. В этот приезд принцесса Алиса проводит довольно {59} продолжительное время в Петергофе, уже в качестве гостьи самой Царской семьи. Возникшая за пять лет перед тем взаимная симпатия между будущими супругами не только укрепляется, но приобретает характер сильного чувства. Тем не менее, никаких дальнейших реальных последствий и этот вторичный приезд принцессы Алисы в Россию не имеет. При последующем приезде принцессы Алисы к ее сестре в Москву, в августе 1890 г., Наследнику, не взирая на все его желание, родители не разрешают свидания с ней.

В связи с этим в Петербурге, где уже успело укрепится убеждение в предстоящем браке с нею Наследника, распространяется слух, что приезжая принцесса, при ближайшем знакомстве, с ней, не пришлась по душе родителям Цесаревича, и что мысль об этом браке оставлена. Не так думала сама принцесса. Имея очевидно основания полагать, что завязавшийся у нее роман с Наследником русского престола кончится их браком, она, вернувшись в Англию, принимается за изучение русского языка, знакомится с русской литературой и даже приглашает священника русской посольской церкви в Лондоне и ведет с ним продолжительные религиозные беседы, т. е., в сущности, знакомится с догматами православной веры.

Горячо ее любящая королева Виктория, конечно, была в курсе всего этого и решилась помочь внучке с осуществлением ее мечты. Она обращается с письмом к великой княгине Елисавете Феодоровне. Сообщая ей о явном увлечении принцессы Алисы Россией и всем русским, она наивно спрашивает, не полюбилась ли ее внучка, во время пребывания своего в России, какому либо члену русского Императорского дома? Ей, де, это важно знать, так как в {60} утвердительном случае, в виду того, что члены русского Императорского дома по общему правилу могут жениться только на женщинах православного исповедывания, она, в качестве опекунши своей внучки, не будет ее конфирмовать по правилам англиканской церкви, а подготовит к принятие православия. Само собой разумеется, что это был лишь дипломатический способ подхода к вопросу, так как королева Виктория не могла не знать того, о чем толковали в это время при всех королевских дворах Европы, а именно, что полюбившийся принцессе Алисе русский великий князь не кто иной, как Наследник русского престола. Знала, разумеется, и Елисавета Феодоровна о тех нежных чувствах, которые возникли между ее младшей сестрой и Наследником и поспешила с своей стороны оказать им возможное содействие. Однако, сочувствия по этому вопросу ни у Александра III, ни у Императрицы Марии Феодоровны она не встретила.