Василий Гурко - Царь и царица

Ограничение близкого общения с людьми семейным и придворным кругами не оградило, однако, Николая II от слухов, сплетен и интриг. Не только придворные, но и большинство членов Императорской фамилии не довольствовались {74} своим общественным положением. Властолюбие и честолюбие были развиты в их среде в степени чрезвычайной, и захватить влияние на Царя, проникнуть к широкой власти многие из них стремились безудержно. Это вело к бесконечным интригам и соревнование между ними, переходившему порой в зависть и взаимную вражду. Каждый, преследуя свою цель, при этом передавал Царю и Царице в соответствующем освещении не только события, совершавшиеся в стране, по также поступки и намерения своего противника.

Александра Феодоровна сознавала это, а поэтому понятно желание ее вырваться из заколдованного круга придворной жизни, придти к непосредственному соприкосновению с народной массой и там узнать ту правду, которую среди ближайшего окружения, она понимала, искать было тщетно. Одна из существенных причин ее расположения к Распутину состояла именно в том, что она почитала его за выразителя народной мысли.

Изолированность Государя приводила еще к тому, что с преобладающим большинством избранных им министров он сколько-нибудь близко знакомился лишь после их назначения. Той среды, того слоя, из которых они черпались, он совершенно не знал, а потому, естественно, что при выборе своем он останавливался либо на лице, случайно его прельстившем в кратковременной беседе, либо на указаниях все тех же окружавших его немногочисленных приближенных, преимущественно, весьма порядочного, но ограниченного министра Императорского двора, гр. Фредерикса, неизменно рекомендовавшего на любую должность бывших офицеров Л.-Гв. Конного полка, коим он некогда командовал.

{75}

7.

Вмешательство Александры Феодоровны в дела государственного правления проявилось далеко не сразу после ее брака. Пока в стране все было более или менее спокойно и никакие семейные обстоятельства не омрачали, озаренную глубокой взаимной любовью, жизнь Царской четы, ни врожденная властность Царицы, ни ее болезненный мистицизм на управлении страной не отражались.

Впитав в себя смолоду правило, что жены не должны вмешиваться в деловую сторону жизни своих мужей, Александра Феодоровна в течение долгого времени ограничивалась тем, что в домашнем быту с места захватила в свои руки всю власть.

Существенно содействовало ее отчужденности от вопросов политических и то, что Государь, освободившись от докладов своих министров, был рад в домашней обстановке забыть о своих государственных заботах и всецело предавался в кругу семьи тем мелким домашним интересам, к которым он вообще питал природную склонность.

В этот первый период своего царствования Николай II неоднократно советовался со своей матерью, Императрицей Марией Феодоровной, влияние которой нередко и сказывалось, но с супругой {76} своей, к тому же еще не успевшей сколько-нибудь близко ознакомиться с русской политической жизнью, бесед на широкие государственные темы он, по-видимому, не вел вовсе.

Впервые обратила Царица усиленное внимание на вопросы, касающееся управления государством, лишь в 1905 году, после того как в стране возникло бурное революционное движение. В сознании ее тогда впервые возникла мысль о том. что власть ее супруга отнюдь не столь прочна, как это ей до тех пор представлялось и что для укрепления пошатнувшегося трона необходимо принять энергичные меры.

В это же время, тоже впервые, обратился за советами к своей супруге и Николай II, причем даже стал передавать на ее просмотр издаваемые им государственные акты. Так, через ее цензуру прошел акт, помеченный 18 февраля 1905 г., гласивший о незыблемости самодержавия.

Однако, и в ту пору влияние Царицы на государственное управление было, в общем, второстепенное и притом сказывалось лишь спорадически. Оно и понятно, так как никаких сношений со стоящими во главе управления страной министрами она не имела и вообще не находилась непрерывно в курсе государственных дел.

Не имел значения в течение продолжительного времени и патологический мистицизм Царицы, реально обнаружившийся по совершенно иному поводу, а именно вследствие долгого отсутствия у Царской четы потомства мужского пола. При последовательном рождении четырех дочерей, несбывавшаяся каждый раз надежда на рождение сына - преемника царской власти - глубоко печалило Царскую семью.

Современное научное знание человеческого организма не дает возможности пособить этому {77} обстоятельству какими либо естественными способами, а посему в подобных случаях люди вообще склонны обращаться к разным чудодейственным приемам, как то заклинаниям и иным суеверным действиям. Не удивительно, что к ним же прибегла преисполненная мистицизма Александра Феодоровна.

Приглашенный к этому времени во дворец, французский шарлатан, некий Philippe, настолько сумел убедить Царицу, что он в состоянии обеспечить ей, путем внушения, мужское потомство, что она не только вообразила себя беременной, но даже чувствовала все физические симптомы этого состояния. Лишь после нескольких месяцев так называемой ложной беременности, весьма вообще редко наблюдаемой, Государыня согласилась на освидетельствование себя врачом, который и определил, что никакой беременности у нее нет.

Этот случай конкретно выявил истерическую природу Александры Феодоровны.

Из писем Императрицы видно, что ловкий шарлатан сумел уже в то время обнаружить слабую сторону ее умственного склада, а именно, ее безграничную властность и болезненное отстаивание самодержавных прав своего супруга. Так, в одном из писем Государю, она прямо говорит, по поводу невозможности установления в России конституционного образа правления: "Ты помнишь, и Mr. Philippe говорил то же самое". Сумел этот проходимец прельстить и Государя, подтверждая то положение, которое ранее того внушал ему Д. С. Сипягин. В уже цитированном мною дневнике Половцова, под 1-м сентября 1902 г. отмечено: "Филипп внушает Государю, что ему не нужно иных советчиков, кроме представителей высших духовных небесных {78} сил, с коими он, Филипп, ставит его в сношение".

"Отсюда, - продолжает Половцов, - нетерпимость какого либо противоречия и полный абсолютизм, выражающийся подчас абсурдом. Если на докладе министр отстаивает свое мнение и не соглашается с мнением Государя, то через несколько дней получает записку с категорическим приказанием исполнить то, что было ему сказано".

Однако, Царица все же решилась расстаться с Филиппом после того, как Департаменту Полиции, через своего агента в Париже, Рачковского, удалось его разоблачить. Государыня уступила, ибо в данном случае ее глубокие личные интересы затронуты не были, а после справок, полученных о Филиппе от французского правительства, сохранять его при дворе было невозможно. Но, как видно из писем Александры Феодоровны к Государю, она этим справкам не доверяла, приписывала все интригам Рачковского, и до конца сохраняла веру в мудрость французского шарлатана. Насколько в данном случае Императрица повлияла и на Государя, можно судить по тому, что он приказал немедленно убрать Рачковского из Парижа после сделанных им разоблачений о Филиппе, несмотря на то, что благодаря сведениям, доставлявшимся Рачковским о заграничной деятельности русских революционеров и замышляемых ими террористических актах, его присутствие там было существенно важно даже с точки зрения личной безопасности Государя.