Е Мельникова - Меч и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе

Бюрхтнот вскричал,

щит подъявши, дротом ясеневым

тряс он, яростный, и такими словами, отважный,

ему ответил:

«Понимаешь ты, бродяга моря, о чем расшумелось

это войско?—

вам не дань дадут, но добрые копья,

дроты отравленные,

издревние острия...»

(Битва при Мэлдоне, 42—47)

Ответ, вполне достойный персонажа героического эт> са! Особенно показательно выражение yrre and anrasd — «гневно и твердо» (в переводе «яростный, отважный»), которое в «Беовульфе» (1575) поясняется—«как подобает герою». Речь Бюрхтнота близка героическому эпосу как по своему духу, так и по способам выражения мысли. Выкуп или дань стрелами, копьями и мечами также широко распространенный героико-эпический образ: достаточно вспомнить, например, древнерусскую «Повесть' временных лет» и рассказ о полянах, пославших хазарам мечи вместо дани8. Выплата выкупа невозможна для Бюрхтнота, как признание своей слабости, неспособности к борьбе, подчинения врагу. Выбор между сражением и откупом как реальная альтернатива даже не стоит перед Бюрхтнотом: для него возможен лишь один путь — борьбы, результат которой предопределен богом. В речи Бюрхтнота звучат те же мотивы, что и в вызовах Беовульфа Гренделю и дракону: лишь поединок с врагом, борьба не на жизнь, а на смерть достойны героя, лишь в них раскрывается героическая сущность его характера, его возможности. Будет ли итогом этой битвы победа или поражение — не столь важно, как следование до конца велению долга.

Дальнейшее развитие сюжета песни переводит намеченное в речах персонажей противопоставление в поступки и действия, совершаемые ими. Воин за воином вступает в сражение, выказывая свою верность долгу и памяти Бюрхтнота. «Пусть же каждый покажет свою отвагу» (215),— говорит Эльфвине. И они один за другим проходят перед нами, чтобы, сразив врага, пасть от удара меча или копья. Именно здесь конфликт приобретает свою наиболее законченную форму: героическое мировосприятие, декларируемое Бюрхтнотом и верными ему дружинниками, материализуется в конкретных действиях персонажей. Своим поведением они разрушают мерки и нормы повседневности и обретают новое качество — идеальных героев эпического мира.

Этому перелому в повествовании соответствует и сдвиг в стилистике поэмы9. Насколько сухим, ясным, не обремененным повторами и метафорическими выражениями (кеннингами) был язык первой части песни:

Тут смекнули недруги,

они узнали страшную

стражу брода, гости лихие

пошли на хитрость, лишь бы малость

места им уступили, через брод перебраться дали

рати на берег...

(Битва при Мэлдоне, 84 —

настолько традиционно и насыщено формулами, «эпично» описание самого сражения:

...приближалась битва, слава близилась,

время пришло пасть избранникам израненным

на поле брани.

Вот взволновалось войско,

вороны кружат, орел воспарил, стервятник,

крики на поле...

(Битва при Мэлдоне, 103—107)

Авторы поэмы широко прибегают к сложившимся поэтическим приемам и средствам изображения, обильно используют кеннинги, метафоры, иногда насыщая ими текст до такой степени, что затуманивается его

смысл:

...их не радовала, слабейших в битве,

работа бранная на поле павших,

пенье копии, стычка стягов,

сплетенье стали, сшибка дружинная...

(Битва при Брунанбурге, 48 — 51)

Благодаря мировидению автора, его обращению к геро-ико-эпической поэтической технике реальное историческое событие преломляется в песнях как легендарное, обретает внутренний, глубокий смысл, а простые уэс-секские воины преображаются в эпических героев.

Выполнив до конца свое героическое предназначение, гибнет под ударами мечей Бюрхтнот, и его смерть вновь ставит перед английской дружиной проблему выбора: прекратить ли сопротивление датчанам или продолжить сражение, чтобы отомстить за смерть своего господина. Как в дружине Беовульфа, так и в дружине Бюрхтнота наступает раскол. Осуждение покинувших поле битвы мотивировано теми же причинами, которые высказывает Виглаф в «Беовульфе»: бежавшие не выполнили свой долг по отношению к Бюрхтноту, уклонились от платы за те милости, которыми он осыпал их, пренебрегли героическим кодексом поведения.

Конфликт поэмы, таким образом, приобретает масштабность благодаря столкновению этических норм, свойственных разным мировоззрениям: идеальному, героическому и обыденному, практическому. Герой изображается в критический момент своей жизни, требующий максимального напряжения всех его сил. Бесстрашное преодоление опасности, непоколебимая стойкость и выполнение своего героического долга как основной императив поведения — вот те черты, которые обусловливают возвышенный, эпический характер конфликта исторических песен. Масштабность его в этих

произведениях заключается в выявлении героической сущности персонажа, в его идеальности, противопоставленной обыденности.

В то же время конфликт исторических песен значительно «индивидуалистичнее», чем в героическом эпосе. Выше шла речь об отсутствии в глазах певца связи между воспеваемыми им событиями и общим ходом борьбы со скандинавами. Самоценность и замкнутость сюжета песен — черта, резко отличающая их от традиционного героического эпоса. Более того, автора занимает лишь судьба героя песни, в крайнем случае, как в «Битве при Мэлдоне»,— его дружины, причем только в пределах описываемого события. Не случайно поэму «Битва при Брунанбурге» нередко сравнивают с хвалебными стихами скандинавских скальдов, посвященными прославлению того или иного конунга и потому сосредоточенными на описании одного или нескольких его деяний. Поступки героев песен оцениваются автором не в зависимости от их общественной значимости, а в силу их соответствия героическому идеалу, незримо и, возможно, далеко не всегда осознанно стоящему перед внутренним взором певца. Конфликт между героическим и обыденным не только составляет содержание «Битвы при Мэлдоне», но он происходит и в сознании самого автора, человека, оставившего «героическую эпоху» далеко позади.

С одной стороны, автор восхищается Бюрхтнотом, поет ему славу, скорбит о его гибели и смерти его верных дружинников. С другой — героический иррационализм, пренебрежение здравым смыслом вызывают если и не осуждение, то размышления, в которых оценка двойственна. Вот, например, эпизод «Битвы при Мэлдоне», когда Бюрхтнот пропускает войско викингов на свой берег, чтобы начать наконец битву. С одной стороны, образ Бюрхтнота сближается с героями эпических памятников. С другой — автор с некоторым осуждением показывает «избыточность» героического мировосприятия и поведения Бюрхтнота, его ofermod — «гордыню, чрезмерную отвагу» (в «Беовульфе» это слово служит высшей похвалой герою, определяет именно героичность его качеств и достоинств), которые в реальной жизни ведут к гибели. Автор довольно неясно говорит о причинах решения элдормена пропустить викингов10, но употребление слова «ofermod» как будто указывает, что, по мнению автора, Бюрхтнот чрезмерно положился на свои силы, переоценил мощь и верность своего войска в желании сразиться с врагом11. Эпизод же в целом выявляет неприменимость героиче-