Хью Кеннеди - Великие арабские завоевания

В этой главе я привожу выборку отзывов, с целью в первую очередь показать широкое разнообразие мнений о мусульманском завоевании. Географически они простираются от Иберии до рассказа китайца-военнопленного о Куфе. По интонации они разнятся от отзыва Софрония о мусульманах как о полных варварах, до убежденности Map Габриэля, что они оказались гораздо лучшими хозяевами, чем его единоверцы-византийцы. Мы слышим голоса христиан, иудеев и зороастрийцев, говорящих на греческом, на латыни, на сирийском и на китайском.

Самую первую и враждебную реакцию на приход арабов можно найти в проповедях и письмах Софрония, патриарха Иерусалима, вкратце уже упомянутых в главе 4. Софроний был уроженцем Дамаска, где во времена его детства, в начале VI века, все еще можно было получить превосходное образование в греческой философии и риторике. Примерно с 578 до 583 года он учился в Александрии, застав там последний расцвет классического образования. Завершив обучение, он вернулся в Палестину, чтобы стать монахом в монастыре Святого Феодосия близ Иерусалима. В 614 году его мирная жизнь была грубо нарушена вторжением персов, при котором особенно пострадали церкви, стоявшие вне стен Иерусалима. В гневе и горести он написал плач о судьбе города:

Софроний, безусловно, познакомился с варварами задолго до прихода мусульман. В 615 году ему пришлось бежать в Рим. Какое-то время он провел и в Северной Африке, где повстречался с другим великим священнослужителем его времени, Максимом Исповедником, с которым у него завязалась крепкая дружба. По крайней мере однажды он побывал и в Константинополе. После этого он вернулся в Иерусалим, отвоеванный Ираклием, и в 633 году, подчинившись настояниям народа, принял пост патриарха.

Именно как патриарх и политический лидер Иерусалима Софроний противостоял мусульманам. Впервые он упоминает о них в пастырском послании, написанном, возможно, в 634 году, когда арабы только приступали к завоеванию Сирии. В нем он выражает надежду, что императору Ираклию дарована будет сила «сломить гордыню варваров, и особенно сарацин, поднимающихся ныне против нас нежданно, злобно и свирепо, с безбожной и нечестивой дерзостью». На Рождество того же года духовенство Иерусалима лишилось возможности совершить вошедшее в обычай шествие в Вифлеем из страха перед сарацинами. «Как некогда филистимляне, так ныне воинство безбожных сарацин пленило божественный Вифлеем и не пускает нас прийти туда, грозя убийством и гибелью, если мы покинем наш святой город и осмелимся приблизиться к любимому и священному для нас Вифлеему». В конце он с оптимизмом добавляет: «Если мы покаемся в наших грехах, то посмеемся над гибелью наших врагов сарацин, и в скором времени увидим их гибель и полное поражение. Ибо их окровавленные мечи пронзят их же сердца, их луки преломятся, их стрелы откажутся лететь, и они откроют для нас Вифлеем».

Во многом Софроний представлял собой последнего из церковных деятелей античности, выросшего в мире, ускользавшем в забвение в то самое время, когда он писал. Он еще мог разъезжать по восточному Средиземноморью в поисках образования, дружбы и истинной веры: Иерусалим, Константинополь, Александрия, Карфаген и Рим были ему знакомы. В конце VI, начале VII веков это было совершенно в порядке вещей. Ко времени смерти Софрония в 639 году о таких дальних путешествиях нечего было и думать: мир непоправимо распался. Патриарх писал на возвышенном изысканном греческом языке поздней античности — образованный человек обращался к образованной аудитории. У Софрония были самые смутные представления об арабах. Для него они были безбожники или варвары, ненавидевшие Бога. Ни в проповедях, ни в записях он ни разу не намекнул, что они проповедуют новую религию. Они существовали как орудие Божьего гнева против христиан, впавших в ереси, и сражаться с ними надо было не собирая армии или отстаивая стены городов, а возвращаясь, всем до одного, к истиной ортодоксальной вере.

Многие из первых откликов на арабское завоевание имели апокалиптический тон, то есть предсказывали последние дни и конец света. В них появление арабов рассматривается как одна из примет конца. В них редко содержатся надежные исторические сведения, но, как заметил недавно один авторитет, «апокалипсисы — это чрезвычайно точный индикатор надежд, страхов и разочарований людей». Один из самых красноречивых и разработанных текстов такого рода — «Апокалипсис Псевдо-Мефодия», названный так потому, что его авторство приписывали (ошибочно) епископу Олимпии Мефодию, принявшему мученическую смерть в 312 году, более чем за три века до истинной даты создания текста. В действительности сочинение, вероятно, относится к первым двум поколениям после прихода арабов. Вторая арабская гражданская война (683-692) была временем беспокойным и полным жестокостей, к ней добавились чума и голод 686-687 годов, и на этом-то фоне был создан апокалипсис. Оригинал написан на сирийском и был переведен как на латынь, так и на греческий, что доказывает его широкое распространение среди различных христианских общин. Автор предлагает своим читателям, вероятно, христианской общине на севере Сирии, подробное описание исполнения ожиданий, пронизанное библейскими реминисценциями и аллюзиями. Последние дни начинаются приходом исмаилитов (арабов), которые разгромят царство греков (возможно, намек на Йармук). Далее следует описание того, к чему приведет вторжение мусульман с точки зрения христианина конца VII века. Апокалипсис написан в будущем времени.

Это очищение послано будет не только людям, но и всему на лике земли — мужчинам, женщинам, детям, зверям, скоту и птице. Люди будут мучиться этой карой — мужчины, жены их, сыновья, дочери и владение их — ослабевшие от старости, больные и сильные, бедные вместе с богатыми. Ибо Бог назвал их (арабов) праотца Исмаила — «дикий осел пустыни», и газели, вместе с другими зверями пустыни и возделанных земель, будут страдать от него. Людей станут преследовать, дикие и домашние животные будут умирать, лесные деревья срубят, прекраснейшие горные цветы будут растоптаны, и богатые города станут пустошами. Земли станут безлюдны и в них не встретишь путника: кровь осквернит землю, и она перестанет родить.