Валерий Харламов - Хоккей - моя стихия

Конфликты Анатолия Владимировича с хоккеистами не редкость. Все, кто интересуется хоккеем, слышали о них. Я готов понять обе стороны. И тренера. И игроков. Понятны требовательность тренера, его фанатизм, безграничная и безмерная любовь к хоккею. Понятно его желание, его стремление требовать такого же отношения к хоккею и от спортсменов. В конце концов он подает личный пример такого беззаветного служения хоккею (я взял термин из лексикона Анатолия Владимировича), но... не каждому такой максимализм по плечу.

Иной человек -- Аркадий Иванович Чернышев. Не знаю, кто это счастливо придумал соединить вместе столь диаметрально противоположных, столь невообразимо разных людей и тренеров. Вроде бы они должны безоговорочно исключать друг друга. А они поразительно удачно дополняли.

Я не берусь судить, как, каким путем приходили они к единому мнению о составе, который отправлялся в Любляну, Гренобль или Стокгольм. Я не знаю, что предшествовало той минуте, когда они объявляли план игры на предстоящий матч, когда высказывали нам замечания, давали советы. Знаю только одно: они выступали всегда единым фронтом.

Аркадий Иванович в отличие от Анатолия Владимировича отходчив, мягок, вежлив, неизменно спокоен -- по крайней мере внешне. Он всегда сдержан и корректен. Чернышев умело успокоит хоккеистов, смягчит темпераментные, порой излишне резкие тирады своего коллеги; он весьма осмотрителен в выборе выражений и, кажется, никогда ничего не делает и не говорит, не взвесив предварительно все возможные "за" и. "против".

Разумеется, я знаю Аркадия Ивановича значительно меньше, чем Анатолия Владимировича: ведь он работал с нами, армейцами, только в сборной, тогда как Тарасова мы видели изо дня в день. Аркадий Иванович всегда был внимателен к игрокам, жил их заботами; к нему всегда можно было прийти "излить душу", даже в тех случаях, когда причиной огорчения были дела вовсе и не хоккейные. Он нас выслушивал с видимым интересом и вниманием. А как важно чувствовать, что твои жалобы или сомнения не в тягость собеседнику, не отвлекают его от более важных дел!

Лейтмотив всего поведения Аркадия Ивановича в его отношениях с людьми был неизменен -- спокойствие. Он как никто умел перед матчем искусно снимать неизбежное психологическое напряжение, вносить умиротворение в смятенные наши души. В 1969 году наша тройка дебютировала на чемпионате мира. Сыграли мы, по общему мнению, успешно, но ошибок у нас было, конечно же, немало, и одна из них, моя личная, имела весьма печальные последствия. Матч второго круга между командами СССР и Чехословакии представлялся решающим для исхода всего турнира. В первом круге мы проиграли, но и чехословацкие хоккеисты, в свою очередь, уступили шведам. Наша же команда обыграла "Тре Крунур", и потому после первого круга все три сборные как по набранным, так и по потерянным очкам были в равном положении.

То был последний чемпионат, в котором принимала участие команда Канады. Заокеанские хоккеисты проиграли свои матчи первого круга всем трем сильнейшим европейским командам. Вот почему при равенстве положения всех лидеров матчи второго круга приобрели вдвойне важное значение. И вот поединок с чехословацкой сборной. Он начался для нас неудачно. Мы пропустили две шайбы, затем ценой громадных усилий отквитали их, и счет стал ничейным (шайбы забросили я и Анатолий Фирсов), и в третьем периоде, когда до конца встречи оставалось всего 12 минут, мы пропустили третий гол. И виноват в этом был я. Получив шайбу, я, как говорят в таких случаях, "завелся" и потерял ее в нашей зоне, дав возможность защитнику Хорешовски вывести свою команду вперед. Мы рванулись отыгрываться, и спустя полторы минуты Ярослав Холик забросил четвертую шайбу. Сборная СССР потерпела поражение.

В нашей раздевалке после матча царила гнетущая тишина. Ужасная тишина. Никто из ребят не упрекал меня, кто-то даже, проходя, постучал клюшкой по моему щитку: не расстраивайся, мол, не убивайся -- всякое случается. А я протирал коньки и думал о том, что из-за меня, из-за моей непростительной ошибки мы проиграли.

Как же мне было стыдно! Шесть раз подряд наши ребята возвращались с мировых чемпионатов победителями, и вот я помешал им в седьмой раз получить золотые медали. Было от чего заплакать. И я заплакал.

И тут же ко мне подошел Аркадий Иванович и абсолютно спокойно, вроде бы даже не утешая, сказал:

-- Ну, знаешь ли... Если ты так близко к сердцу будешь принимать каждую неудачу, то тебя не хватит надолго.

Если бы Аркадий Иванович стал в ту минуту доказывать мне, что не все проиграно, не все потеряно, что есть еще кое-какие шансы, то я бы ему, конечно же, не поверил. А тут будничность его слов вдруг вселила в меня надежду. Подумаешь, ошибся! Возьму и в следующей игре покажу, на что способен.

Конечно, через несколько дней я понял, что Чернышев был страшно огорчен моей ошибкой, что он считал меня и вратаря Виктора Зингера виноватыми в поражении команды, но мне о моей вине перед командой Аркадий Иванович сказал только после того, как мы стали чемпионами... Да, мы все же стали чемпионами. Команда Чехословакии уступила шведским хоккеистам, которых мы обыграли вторично, и исход борьбы был решен в последнем матче, в котором мы встречались с канадцами. Мы выиграли этот матч и благодаря лучшей разнице заброшенных и пропущенных шайб добились невозможного.

Впоследствии я научился беречь нервную энергию, а главное, верить в чудеса, без которых хоккей не может существовать. Конечно, я понимаю, что на чудо можно надеяться, но нельзя и самому теряться. Но это уже вопрос, связанный с мастерством. И здесь мне еще раз хочется вспомнить другого тренера сборной, сменившего на этом ответственном посту Аркадия Ивановича Чернышева. Бобров был в свое время первоклассным хоккеистом, одним из сильнейших мастеров своего времени, и, разбирая игру, делая замечания спортсменам, он не однажды приводил примеры из собственного опыта, доходчивые, заставлявшие нас задумываться.

Тот хоккей, в который играли Бобров и его товарищи, принес нам первые победы на чемпионате мира и на Олимпийских играх, но мы, их наследники, играем теперь иначе, действуем на других скоростях. И как же повезло мне и моим сверстникам, что Анатолий Владимирович Тарасов смог передать тренерский жезл одному из своих учеников, хоккеисту не вчерашнего, а сегодняшнего дня -- Константину Локтеву!

Константин Борисович Локтев, мой нынешний тренер, представляет новое поколение спортивных педагогов. Он сохраняет традиции нашего клуба, заложенные Тарасовым, а затем и Кулагиным. Все в ЦСКА вроде бы осталось тем же, но в то же время содержание тренировок несколько изменилось.

Константин Борисович успел поработать со многими хоккеистами, с которыми он вместе играл. Но шли годы, ветераны один за другим покидали команду, и сейчас практически лишь один Володя Викулов может похвастаться, что играл вместе со старшим тренером ЦСКА.