Игорь Фроянов - Россия. Погружение в бездну

Настораживает стремление Собчака выгородить Горбачёва, убедить общественность в его непричастности к тбилисской трагедии. И все же поведение генсека кажется странным и вызывает вопросы. Однако послушаем сначала Собчака. Характеризуя состояние народных депутатов СССР, собравшихся на свой первый съезд, он говорит:

«Страсти все накалялись, и стало ясно, что до тех пор, пока не будет какой–то ответ (на тбилисские события.— И. Ф.), съезд дальше не пойдет. Это вынудило Горбачёва давать объяснения. Он стал говорить о том, что ничего не знал об этих событиях и не мог знать, поскольку только 8–го поздно вечером возвратился из Англии. Как выяснилось впоследствии, Горбачев оговорился: он вернулся из Англии 7 апреля вечером, поздно вечером, уже после 11 часов. Но эта оговорка очень дорого ему стоила, потому что позволила общественному мнению обвинить Горбачёва в том, что он намеренно ввел народных депутатов в заблуждение, неправильно назвав дату своего приезда. Потом в печати это перекочевывало из одной статьи в другую. Вряд ли, однако, найдется хоть один политический деятель, который рискнул бы публично ввести в заблуждение общественное мнение, зная, сколь легко проверить факт. Как известно, о дате возвращения Горбачёва было напечатано в газетах, и, естественно, уже буквально на следующий день, а может быть, даже через несколько часов журналисты обратились к официальным источникам и без труда установили, что Горбачев вернулся из Англии 7 апреля. На мой взгляд, это действительно была просто оговорка»

Поверить тут в простую оговорку, на наш взгляд, трудно. Ведь Горбачев не только «оговорился», назвав 8–е апреля вместо 7–го апреля, но и мотивировал свое незнание о событиях в Тбилиси именно тем, что вернулся в Москву поздно вечером 8–го. Следовательно, в данном случае перед нами не «просто оговорка» в числах, а «оговорка» с определенным расчетом и смыслом, что исключает случайную их путаницу. Значит, то был маневр, преследующий вполне конкретную цель: отвести от себя подозрение и снять в данный момент накал страстей на съезде, чтобы продолжить его работу. Эта тактика маневрирования — характерная черта политического портрета Горбачева.

А. А. Собчак рассказывает о встрече комиссии по расследованию тбилисских событий с Горбачёвым:

«Беседовали около часа. Мы просили объяснить, почему Горбачёв на первом Съезде неправильно назвал дату своего возвращения из Англии, когда и как его информировали о положении в Тбилиси… Горбачёв сказал, что на съезде он просто оговорился, что Политбюро по тбилисскому вопросу не собиралось. Была лишь обычная встреча в зале приемов в аэропорту. При этом он даже не мог вспомнить, кто именно информировал его о положении дел в Грузии («то ли Чебриков, то ли Лигачёв?»). Здесь же он узнал, что на всякий случай принято решение оказать Грузии помощь войсками и взять под охрану стратегические объекты и правительственные здания. Тут же Горбачев предложил Шеварднадзе и Разумовскому лететь в Тбилиси, и даже был подготовлен самолет. Но Шеварднадзе позвонил в Тбилиси Патиашвили, и тот заверил: срочности нет, обстановка разряжается»

( По Шеварднадзе,

«позвонить в столицу Грузии и установить необходимость выезда предложил Горбачёв»

Цену «оговорки» мы уже знаем. Что касается других признаний Горбачёва на комиссии, то они не делают ему чести. Оказывается, на съезде он говорил неправду, заявляя, будто, вернувшись в Москву, ничего не знал о событиях в Тбилиси. ( Послушаем осведомленного и, как нам кажется, добросовестного В. И. Болдина.

«Когда с участием военных,

— говорит он,—

произошли события в Тбилиси, по каким–то причинам погибли мирные люди, надо было обо всем правдиво сказать народу. О событиях тех дней всё знал М. С. Горбачев: в стране никогда и ничего не происходило без того, чтобы генсек не был бы информирован своевременно, где бы он ни находился — в столице или тридевятом царстве, в тридесятом государстве»

На самом же деле его проинформировали сразу по прибытии в московский аэропорт. Собчак проходит мимо этого различия сообщений Горбачёва на съезде и в комиссии, демонстрируя тем самым свою недобросовестность и необъективность в качестве ее председателя.

Говоря о том, что по тбилисскому вопросу Политбюро не собиралось, Горбачев хочет, по–видимому, сказать об отсутствии решения Политбюро по Тбилиси, а значит, и о своей непричастности к этому решению, приведшему к пролитию крови. Но то, что известно о практике принятия самых ответственных решений партийным руководством, свидетельствует о необязательности отдельных или специальных заседаний Политбюро. Достаточно было генсеку даже на ходу обменяться мнениями с членами Политбюро (в нашем случае в зале приемов в аэропорту) или посоветоваться с двумя–тремя особо доверенными лицами (ввод советских войск в Афганистан), а то и наскоро посовещаться в перерыве между заседаниями партийных форумов (школьная реформа при Андропове), чтобы принять решение, причем серьезнейшее. Вот почему ссылку Горбачева на то, что «Политбюро по тбилисскому вопросу не собиралось», нельзя считать достаточной.

( Впрочем, ссылка на зарубежную поездку становится бессмысленной, если учесть свидетельство В. И. Болдина:

«Пока в Лондоне менялись декорации, в Тбилиси назревали серьезные события. Об этом, насколько я знаю, генсеку докладывал Ю. С. Плеханов, поддерживавший постоянную связь с Москвой. Говорил М. С. Горбачеву о тревожной обстановке в Грузии и я, со слов Ф. Д. Бобкова, первого заместителя председателя КГБ, который разыскал меня и по спецсвязи сообщил, что в Тбилиси обстановка выходит из–под контроля. Полагаю, после такой информации М. С. Горбачев звонил в Москву, во всяком случае в день возвращения в Союз он получил исчерпывающую информацию и в аэропорту»

Рассуждая о причастности Горбачева к тбилисским событиям, можно, хотя и с натяжкой, полагать, что направление воинских частей в Тбилиси произошло помимо него, поскольку он был в зарубежной поездке (Собчак А.А. Тбилисский излом… С. 42). Но использование армии для «очистки» площади у Дома правительства не могло состояться без его ведома уже потому, что он был в это время в Москве. В данной связи особую ценность представляет свидетельство В. М. Чебрикова о том, что говорил Горбачев при встрече на аэродроме. Вот отрывок из стенограммы:

«ЧЕБРИКОВ. На аэродроме состоялся разговор, какие меры принимаются. Горбачев дал такой совет: пусть товарищ Шеварднадзе и товарищ Разумовский вылетают в Тбилиси. Но сделайте так: взвесьте, подумайте, когда лететь. Я согласен сейчас же отпустить. Но это дело такое…»