Лилиан Крете - Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

Парусники редко заходили в порты Южной Америки, чтобы пополнить запасы продуктов и питьевой воды. Корабельное меню было безнадежно однообразным, а продукты часто бывали испорченными — что не раз заставляло «аргонавтов» бунтовать. Парусник «Робер Баун», отплывший из Нью-Йорка 6 февраля 1849 года, шел до Сан-Франциско 203 дня и сделал всего два захода, один в Рио-де-Жанейро, другой в Каллао, в Перу. «Большой переполох случился во время завтрака, — писал 12 июня один из пассажиров Джон Н. Стоун, — от поданной нам свинины и говядины шел такой отвратительный запах, что нужно было иметь очень хороший аппетит и крепкий желудок, чтобы не только сесть за стол, но и просто находиться вблизи его» (10) .

Начиная с 10 градусов северной широты корабли входили в спокойные экваториальные воды. Жара становилась удушающей, и с повышением температуры воздуха увеличивалась напряженность на борту. Переход через экватор отмечался на всех кораблях шутливыми церемониями, которые разряжали «атмосферу». После этого на «аргонавтов» обрушивались самые ужасные ливни экваториальной зоны, а потом набрасывались ураганы близ мыса Горн или сильные ветры, дувшие в противоположном направлении, туманы, снег, а Магелланов пролив встречал их опасными рифами. Обход мыса Горн редко отнимал меньше месяца. Хотя некоторые корабли, например «Робер Баун», при хорошей погоде и благоприятных ветрах огибали его за шесть дней (11) . Другим кораблям приходилось сутками выдерживать натиск разбушевавшейся стихии, каждое мгновение рискуя быть разбитыми в щепки гигантскими волнами, со звериной яростью обрушивавшимися на палубу.

Поэтому, следуя маршрутом через мыс Горн, менее опытные капитаны парусников порой предпочитали проход через Магелланов пролив, хотя этот путь и был длиннее. Небольшое судно «Норс Бенд» шло через этот пролив 32 дня. Менее удачливым требовалось для этого два месяца. Места здесь унылые, дикие и мрачные, но зато пассажирам представлялся случай увидеть Патагонию.

Затем корабли снова поднимались вверх, вдоль тихоокеанского побережья, чаще всего с заходом в Вальпараисо, а иногда и в Каллао. После сурового мыса Горн Вальпараисо казался раем. «Аргонавты» не переставали восхищаться красотой побережья, широкими улицами города, сверкающими глазами местных сеньорит и веселым нравом горожан. Но блюстители строгой морали с негодованием отмечали обилие борделей, притонов, винных магазинов да «пансионов для моряков» — грязных и пользовавшихся дурной славой.

Из Вальпараисо корабли снова направлялись к северу. Если не везло с погодой — сильные ветры здесь нередки даже летом, — то приходилось затрачивать еще несколько долгих недель на остаток пути до Сан-Франциско, а некоторые суда тратили еще больше времени, ловя попутный ветер у Сандвичевых островов.

Нескольким сотням сорокадевятников повезло: они попали на борт первых пароходов компании Хауленд-Эспинуолл — «Калифорнии», «Панамы» и «Орегона». Незадолго до этого были основаны две пароходные компании для обслуживания линий между атлантическим и тихоокеанским побережьями. В 1847 году президент Полк подписал билль, разрешавший конгрессу выделять ежегодно 290 тысяч долларов на пароходную линию между Нью-Йорком и Чагресом. Почти такие же щедрые субсидии были предоставлены для финансирования ежемесячного сообщения между Панамой и тихоокеанским побережьем. Одна тихоокеанская линия оказалась в руках Уильяма Эспинуолла, другая — у группы капиталистов, возглавляемой Джорджем Лоу.

Несколько позже в эту гонку вступил Корнелиус Вандербильт. Коммодор дерзнул обнародовать грандиозный проект постройки канала для прохода своих судов через Никарагуа. Но если бы он получил разрешение на это от никарагуанского правительства, ему не предоставили бы необходимых кредитов. Вандер-бильту пришлось довольствоваться эксплуатацией своей линии, располагая тремя судами в Атлантике, четырьмя на Тихом океане, двумя в Сан-Хуане и одним на озере Никарагуа, с использованием для переездов по суше дорожных многоместных экипажей. 4 июля 1851 года жители Сан-Франциско праздновали прибытие первого судна «Пэсифик» вандербильтовской линии.

Можно много говорить о комфортабельности пароходов, в сравнении с парусниками, но их главное достоинство — скорость. «Калифорния» вышла из Нью-Йорка еще до официального сообщения об открытии золота, поэтому на ее борту было всего 6 пассажиров. Зайдя в Каллао, она приняла 70 перуанцев. В Панаме 17 января 1849 года на ее борт пожелали подняться уже несколько сотен «аргонавтов». Она приняла 400, тогда как была рассчитана на 60 пассажиров первого класса и на 150 межпалубных. Бейард Тейлор, энергичный журналист, посланный в Калифорнию газетой «Нью-Йорк трибьюн» для освещения «золотой лихорадки», поднялся на борт «Калифорнии» в Панаме летом 1849 года. Он пишет. — «Наше судно набито битком, как в носовой, так и в кормовой части. Работать просто невозможно, а попытки уснуть превращаются каждую ночь в тяжкое испытание…» (12) Завтрак и обед проходили в две смены. Без конца повторялись одни и те же сцены: боясь пропустить свое время, пассажиры с жадностью набрасывались на еду, и часто более робким или слишком чопорным джентльменам доставались объедки.

Бейард Тейлор отплыл из Нью-Йорка 28 июня на борту парохода «Фолкон» и после захода в Новый Орлеан, «в счастливый, но не долгий период между прекратившейся эпидемией холеры и до начала желтой лихорадки» (13) , без всяких происшествий сошел на берег в Чагресе на Панамском перешейке. Чагрес был печально знаменит своим нездоровым климатом, частыми вспышками всевозможных лихорадок и назойливыми москитами. Действительно, картина городка, описанная французским путешественником Эдуардом Ожером, удручает: «Нет ничего более унылого, чем эта негостеприимная земля, ежегодно опустошаемая тайфуном, желтой лихорадкой и эндемической чахоткой. Омывающее ее мрачное, неподвижное море похоже на черный Акерон, и над ним постоянно висит траурной вуалью пелена зловонных испарений, в которой вихрем кружатся мириады москитов и слепней — насекомых, питающихся кровью людей и животных» (14) .

«Аргонавты» не задерживались здесь надолго. Они торопились найти пироги, на которых можно было бы подняться вверх по реке. Одному из первопроходцев этого маршрута — Элише Кросби — удалось, едва сойдя на пристань, найти большой плот для перевозки багажа, своего и своих спутников, и маленький — для них самих. За три дня они добрались до Крусеса. Там он нанял трех мулов — двух для багажа и одного для того, чтобы на нем можно было всем ехать по очереди. Так они и преодолели 30 километров, отделявших их от Панамы. Через несколько дней Кросби взошел на борт «Калифорнии» (15) .