Лилиан Крете - Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

Для отделения золота от земли и гравия в арсенале золотоискателя были различные инструменты. Наипервейший из них — деревянный или железный поддон. Его наполняли землей и подставляли под струю воды, чтобы получить разжиженную массу. Удалив самые крупные камни, блюдо опускали в реку и встряхивали, чтобы заставить подняться на поверхность легкие частицы, тогда как тяжелые оставались на дне. После нескольких таких промывок на дне оставался драгоценный металл.

Вторым инструментом, уже более усовершенствованным, был промывочный лоток — жестяной ящик без крышки длиной 5 или 6 футов с множеством отверстий в дне. Как пишет автор одного из путеводителей для золотоискателей, вышедшего во Франции в 1849 году, «для работы с этим рокером требовалось 4 человека: один бросает выкопанный песок на берег реки, другой засыпает его в устройство, третий поддерживает механизм в качающемся движении, четвертый черпает воду и энергично льет ее на песок. Промытое таким образом золото при просеивании легко отделяется от мелкого песка, к которому оно прилипло» (23) . Рокер дает результат, в четыре раза превосходящий промывку с помощью поддона.

Затем следует «длинный том», по утверждению Эдуарда Ожера, самый модный инструмент в 1851 году. Использовавшийся в течение 20 лет на приисках штатов Джорджии и Каролины, он появился в Калифорнии зимой 1850/51 г. Это усовершенствованный рокер пятнадцатифутовой длины. Один его конец выполнен в виде решета, под которым находилась деревянная ванна с нарезным дном. Чтобы задействовать устройство, в него пропускали поток воды, тогда как двое мужчин с лопатами бросали туда золотосодержащий гравий, а третий его перемешивал. Вода уносила песок и оставляла на дне ванны золото.

Понимая, что как «длинный том», так и рокер пропускают много частиц золота, золотоискатели усовершенствовали эту систему. Так родился слус — деревянное устройство для промывки золотосодержащего песка. Оно представляло собой дощатую трубу, под которой находились ванны с нарезным дном. Длина некоторых слусов достигала нескольких сотен футов, иные измерялись тысячами футов. Работали на них двадцать человек. И в рокерах, и в «длинном томе» в устройство заливали ртуть, чтобы удержать частицы золота, которые в противном случае вода уносила бы поверх нарезов.

Вода становилась для золотоискателя просто драгоценной. С помощью деревянных водоводов, которые называли лотками, американцы подводили воду к россыпям, удаленным порой на 15 километров. Слусы иногда объединяли с системой, называвшейся «большая гидравлика». Эта система состояла из водоводов высотой 20 или 30 метров, подвешенных в воздухе на столбах. Так воду подводили к склону горы. На конце водовода была закреплена жестяная труба длиной 20 метров и диаметром в несколько сантиметров, заканчивающаяся узким соплом. Сильные струи воды отрывали золото от земли и от связывавшей его пустой породы. Но такая большая гидравлика была слишком разрушительна. Всего за один день можно было размыть склоны горы.

Труд золотоискателя тяжел: по пояс в ледяной воде Сьерры, с головой, открытой обжигающему летнему солнцу, с постоянной болью в спине от изнурительной работы киркой и лопатой [15] . В этой борьбе выживают только самые выносливые. И нет ничего удивительного в том, что все большее число золотоискателей бросало россыпи ради более легких занятий или чтобы вернуться на родину. Ведь к смертельной усталости от работы на россыпях прибавлялись еще и отнимающая последние силы цинга, вызываемая скудной пищей, дизентерия, различные виды лихорадки, пьянство, а также раны от пуль, стрел и ножей. Врачей было мало. Дж. Тирвитт-Брукс, исследовавший район Материнской жилы в 1849 году, пишет, что к нему непрерывно стали обращаться золотоискатели. Он получал унцию золота за консультацию, «и работа такого рода была одновременно и более прибыльной, и менее изнурительной, чем манипуляции промывочным поддоном» (25) . Лаперуз, отправившийся на южные россыпи с юным врачом-хирургом Эмилем Амуру, сообщает, что его товарищ быстро оставил кирку и принялся лечить больных. «В кошелек Эмиля рекой потекло золото», — пишет он (26) .

Консультации и медикаменты стоили непомерно дорого. Чарлз Эдвард Пенкост, страдавший от цинги и «проклятых язв по всему телу», консультировался у некоего доктора Роджерса, который посоветовал ему есть картофель, дал две коробочки хинина и потребовал 50 долларов — и это была еще «"божеская" цена!» (27) . Но, как говорит наш добрейший квакер, «эта сделка лучше, чем смерть» (28) .

Людей убивали белая горячка и цинга, периодические нападения индейцев и драки между золотоискателями, бандиты и… климат. Многие золотоискатели накладывали на себя руки, не в силах перенести одиночество, неприятности и усталость. Люди становились циничными и безразличными друг к другу и к смерти; к смерти — в одиночестве от пьянства, или же от какой-нибудь болезни, или от несчастного случая. Сколько старателей умирало подобно зверям в своем логове, никому не нужных, без всякой врачебной помощи, не выслушав утешительных слов священника, лишенных всякого дружеского участия? «Потому что одной из характерных особенностей золотых россыпей был ужасающий, жесточайший эгоизм, охвативший решительно все души», — отмечал чувствительный юный сорокадевятник Леонар Кип (29) . В палатке умирает покинутый всеми человек? «Может быть, спустя неделю кто-то зайдет сюда, чтобы попросить у него на время какой-нибудь инструмент, и увидит труп. Он позовет друга, и они вдвоем предадут тело земле там, где он лежит, и за свою работу поделят между собой палатку и провизию умершего. Таков конец бедного золотоискателя» (30) .

Священники были на россыпях еще более редки, чем врачи, и по крайней мере в начале «золотой лихорадки» кое-кого из приехавших пастырей можно было видеть чаще с киркой, чем с Библией в руке. Таким становилось духовное лицо, ставшее жертвой «золотой лихорадки». Джеймс X. Кэрсон свидетельствует: «Умер золотоискатель, которого все очень любили, и мы хотели сделать его похороны настолько пристойными, насколько это позволяли обстоятельства. Даже пригласили пастора, чтобы совершить службу…»

Могила была вырыта в нескольких сотнях метров от лагеря, и пастор, прочитав длинную главу из Библии, стал молиться. Он молился около десяти минут перед людьми, стоявшими на коленях вокруг могилы. Явно думая, что дело слишком затянулось, они принялись исследовать отброшенную землю и заметили, что «в ней сверкнуло золото». «Пастор вошел в раж, — рассказывает Кэрсон, — прикрыл глаза, а его мольбы о душе усопшего разносились по горам, холмам и долинам. Потом он остановился и открыл один глаз, чтобы видеть, что взволновало его аудиторию. Очень спокойно спросил: "Что там такое? Золото? Боже правый! Это та самая земля, которую мы так искали".