Элизабет Херинг - Ваятель фараона

День и ночь царские боевые колесницы ездили по улицам города, который отныне назывался не городом Амона, а носил имя "Город воссияния Атона". Рядом с каждым возницей стоял лучник. На тетиве его лука лежала стрела, готовая мгновенно сорваться, если где-нибудь собралась бы группа недовольных. Однако улицы были пустынны. Чужеземцы, приехавшие торговать перед прекрасным праздником Опет, покинули город.

Правда ли то, что семьи некоторых старожилов, породнившихся с жрецами храма Амона, тоже скрылись? Правда ли, что и сам верховный жрец исчез? Ходили слухи, что он умер как раз в эти дни и что Небамун погрузил тело своего отца на барку и поплыл вверх по течению реки, что опасности ночной реки меньше пугали Небамуна, чем те, которые грозили ему среди белого дня в стенах города.

Торговля и движение замерли. Редко кто отваживался выйти за пределы своего дома. Люди жили своими запасами. А те, кто их не имел, голодали.

Даже царь больше не показывался перед людьми. Больше никто не видел его ни на балконе, ни в покрытой светлым золотом колеснице, в которой обычно выезжал он вместе со своей молодой супругой. Стало известно, что царь усилил охрану дворца. Не только усилил охрану, но и изгнал всех уроженцев столицы из числа дворцовой стражи. Более того, ни одного человека из страны Кемет, ни одного египтянина не осталось на дворцовой службе. Фараон окружил себя только чужеземцами. Вот как велико было его недоверие!

А может быть, царь вообще покинул город? Ходили слухи, будто кто-то видел, как ранним утром он выехал на великолепной колеснице в сопровождении множества боевых колесниц и направился куда-то на север. Однако толком никто ничего не знал, даже Бак и Ипу.

Тутмосу не терпелось приняться за работу над гробом для Иути. Он не знал, прислал ли ему Небамун обещанное бревно смоковницы. Неужели ему придется пойти к дому жрецов, чтобы просить об этом? Но не падет ли тогда на него подозрение?

В конце концов он все же отправился в путь. Совесть Тутмоса была чиста. Кого и почему он должен был бояться? И все же, прежде чем пройти через ворота, откуда начинались владения Небамуна, он боязливо огляделся по сторонам.

Тутмоса встретил управляющий. Господин был в отъезде. Но он уже давно отдал приказание доставить к хижине старого Иути бревно смоковницы и кормить Тутмоса до тех пор, пока тот будет работать над гробом. Бревно отвезли к хижине еще вчера.

Тутмос не стал больше ничего спрашивать. Он научился от своего мастера не задавать лишних вопросов, чтобы не обидеть Ка назойливой болтовней. Молча шел он за надсмотрщиком, который, подозвав раба, приказал ему взять хлеба, фиников и кувшин пива и перевезти Тутмоса через реку.

Вырезая на дереве изображение старого Иути, Тутмос разговаривал с мастером. Он высказывал ему то, что никогда не говорил при его жизни. И снова спал он на плоской крыше хижины, любуясь звездами, мерцавшими над его головой. Мастерские главного скульптора царя представлялись ему отсюда далекой страной.

Он был крайне удивлен, когда однажды перед ним вдруг появился Ипу.

- Царь требует тебя, - сказал он. - Царь велел главному скульптору взять тебя на большой прием, который состоится сегодня в час, когда зажигаются звезды.

Гроб был уже почти готов. Ипу долго рассматривал его и наконец сказал своему другу:

- Твой мастер был очень одинок!

- Неужели это можно понять, Ипу? - с радостью в голосе спросил Тутмос. - Неужели мне удалось это выразить на его лице?

- Да, тебе это удалось!

На этот раз тронный зал был до отказа забит придворными и другими сановниками. Тутмоса оттеснили за колонну, и он должен был вытягивать голову, чтобы увидеть царя. Он не может оторвать взгляда от царского лица, слегка склоненного вперед, как будто бы под тяжестью короны.

- Вы знаете, что произошло, - сказал царь. - Все, что случилось, хуже того, о чем когда-либо слышал мой отец. Хуже того, что знал в свое время мой дед. Мне придется наказать весь город за непослушание, за нежелание подчиниться истинному и единственному богу!

Да, именно единственному богу! Нет никаких богов ни в образе людей, ни в образе животных! Ни баран и ни ибис, ни сокол и ни кошка не заслуживают поклонения. Только сила, которая исходит от Атона, дает дыхание всем существам, им же сотворенным! Все остальное ложь!

Все это я узнал от него самого, моего божественного отца. Он поведал эти истины мне, своему единственному и любимому сыну. Тот, кто внимает моему учению, тот будет жить вечно! Тот же, кто не последует за мной, умрет, и никакой Осирис не спасет его от вечной смерти!

Я покину этот город! Я построю своему богу город на чистом месте. На месте, которое никогда ранее не оглашалось звуками молитв, я воздвигну святилище в его честь! Каждый, кто верит во всемогущество Атона, в его животворящую благодать, должен последовать за мной. Там моей милостью он получит все, чтобы быть счастливым.

Я отрекаюсь от этого города навсегда и навечно!

Я отрекаюсь навечно и навсегда от бога Амона! Отныне мое имя не Аменхотеп - "Амон доволен"! Отныне мое имя Эхнатон - "Полезный для Атона"! Такова воля моего божественного отца!

Сердце Тутмоса переполнилось радостью. "Так вот каково наказание! Не будет ни крови, ни суда! Значит, царь решил отвернуться ото всех, кто слеп, кто не видит величия Атона!

Но ведь Эхнатон - сын этого всесильного бога! Если царь отвернется от них, если лучи его милости не будут больше их согревать, тогда в их сердцах зародится тоска и желание прозреть! Эта жажда прозрения позволит им примириться со светом его отца!"

Эти мысли так захватили Тутмоса, что он не слышал последних слов царя. Все же ему наконец удалось сосредоточиться. Он внимательно вслушивался в слова Рамоса, седоволосого верховного сановника, который начал говорить после своего повелителя.

- Небо радовалось, - говорил Рамосе, - сердца всех людей, вся земля были полны счастья и радости, когда наш царь выезжал в своей колеснице из светлого золота. Она лучезарна, подобно Атону, когда он восходит и наполняет землю своей любовью! Его величество, наш царь, нашел такое место, которое никогда не принадлежало ни одному из богов! Не кто иной, как сам Атон, направил туда нашего царя!

- Да, это Атон, мой отец, направил меня туда! - снова заговорил царь. - Это он привел меня к местам его небосклонов. Атон пожелал, чтобы я воздвиг здесь город в его честь. Этот город увековечит его великое имя. Эту мысль подсказал мне сам Атон, а не мои советники и вельможи. Мой божественный отец сам привел меня на это место и сказал, что оно больше всего подходит для нового города, для Ахетатона. Мой отец вложил эту мысль в мое сердце и выбрал это место, где пожелал быть почитаемым вечно!