Николя Верт - История Советского государства. 1900-1991

Заключенный 26 января 1934 г. договор Германии с Польшей был расценен советским руководством как серьезный удар по всему предыдущему сотрудничеству Советского Союза с Германией. Становилось все более очевидно, что антибольшевизм Гитлера был не только фактором идеологии и пропаганды, но и действительно составлял основу его внешней политики. Перед лицом германской угрозы советские руководители благосклонно отнеслись к предложениям, сформулированным в конце мая 1934 г. министром иностранных дел Франции Луи Барту. Первое из них предусматривало настоящее «восточное Локарно», объединившее бы в многостороннем пакте о взаимном ненападении все государства Восточной Европы, включая Германию и СССР; второе состояло в заключении договора о взаимопомощи между Францией и Советским Союзом. Первому, чересчур смелому проекту суждено было уйти в небытие со смертью его главного автора, убитого вместе с королем Югославии Александром хорватскими террористами 9 октября 1934 г. в Марселе. Что же касается второго проекта, уже в значительной степени подготовленного, то он получил поддержку Лаваля и, несмотря на сдержанное отношение к нему части французских политиков, был завершен подписанием 2 мая 1 935 г. в Париже франко-советского договора о взаимопомощи в случае любой агрессии в Европе. Принятые сторонами взаимные обязательства на деле были малоэффективны, поскольку в отличие от франко-русского договора 1891 г. этот договор не сопровождался какими-либо военными соглашениями. Лаваль во время своего визита в Москву 13 — 15 мая 1935 г. уклонился от ответа на прямо поставленный ему Сталиным по этому поводу вопрос. В свою очередь Сталин предложил французским коммунистам голосовать за военные кредиты и публично высказал полное понимание и одобрение политики государственной обороны, проводимой Францией в целях поддержания своих вооруженных сил на уровне, соответствующем нуждам ее безопасности. Это заявление способствовало крутому повороту во внутренней политике Французской компартии и привело к образованию двумя месяцами позже альянса коммунистов с социалистами и радикалами, явившегося необходимым условием победы на выборах в следующем году Народного фронта.

На первый взгляд торжественное провозглашение новой стратегии «общего фронта», призванного преградить дорогу фашизму, было основной целью VII (и последнего) конгресса Коминтерна. На самом же деле объединенные в «лавочке», как презрительно называл Коминтерн Сталин, компартии, собранные под предлогом необходимости усиления «антифашистской и антикапиталистической борьбы», получали наставления, как «бороться за мир и безопасность Советского Союза». Несмотря на кардинальное изменение отношения к «социал-фашизму», VII конгресс довел до логического завершения те установки, которые были утверждены на предыдущем конгрессе. С этих позиций СССР представал как «двигатель мировой пролетарской революции», «база всеобщего движения угнетенных классов, очаг мировой революции, важнейший фактор всемирной истории». Полное подчинение деятельности национальных компартий политике Советского Союза было подтверждено всеми делегатами конгресса. «В каждой стране, — заявил генеральный секретарь Коминтерна Г.Димитров, — борьба за мир и безопасность Советского Союза может протекать в той или иной форме». Французские коммунисты, например, должны были голосовать за военные кредиты, а другие компартии, наоборот, — усилить борьбу против «милитаризации молодежи». Одна из задач конгресса заключалась в том, чтобы для каждого конкретного случая уточнить тактику, которой необходимо было следовать, чтобы избежать любых — «правых» или «левых» — уклонов. Само собой разумеется, что тактика «общего фронта» не означала ни установления компартиями контактов с «троцкистскими элементами», ни поддержки так называемым «больным демократиям». И уж конечно, компартии не должны были сглаживать «остроту межимпериалистических противоречий», которая (как с удовлетворением констатировали все делегаты) препятствовала формированию единого антисоветского блока.

К началу 1936 г. договор с Францией оставался основным козырем советской дипломатии в борьбе против опасности единого фронта капиталистических государств. Однако ратификация этого договора задерживалась и состоялась лишь 28 февраля 1936 г., через девять месяцев после подписания. Такая медлительность свидетельствовала о развитии среди части представителей правящих кругов и широкой общественности Франции сильного антибольшевистского течения, еще более усилившегося после победы Народного фронта. «Протягивая руку Москве, — заявил маршал Петен, — мы протянули ее коммунизму... Мы позволили коммунизму стать в ряд приемлемых доктрин, и нам, по всей вероятности, скоро представится случай об этом пожалеть». Окончательно это течение утвердилось после того, как Французская компартия отказалась участвовать в правительстве, руководимом Леоном Блюмом, а страну захлестнула волна забастовочного движения.

Ратификация советско-французского договора послужила предлогом для ремилитаризации Рейнской области. 7 марта 1936 г, Гитлер заявил: «На постоянные многочисленные заверения Германии в дружбе и миролюбии Франция ответила альянсом с Советским Союзом, направленным исключительно против Германии, являющимся прямым нарушением соглашений по Рейнской области и открывающим ворота Европы большевизму».

Ремилитаризация Рейнской области, на которую Франция и Великобритания ответили лишь устным протестом, сильно изменила военно-политическую ситуацию в Европе. Военные гарантии, предоставленные Францией ее восточным союзникам, становились невыполнимыми: в случае войны с Германией, которая оказалась теперь надежно защищенной рейнскими укреплениями, французская армия была не способна более быстро прийти на помощь какой-либо стране Центральной и Восточной Европы. Положение усугублялось отказом Польши пропускать через свою территорию иностранные войска. Эта новая политическая реальность, когда западные демократии и Лига Наций оказались бессильны противостоять грубой силе, такой, например, как ремилитаризация Рейнской области или агрессия Италии в Эфиопии, а Версальский договор терял свою силу, — эта реальность наглядно продемонстрировала советским руководителям всю хрупкость европейского равновесия и необходимость сохранения в интересах собственной безопасности полной свободы рук.

Гражданская война в Испании сильно осложнила политическую игру советской дипломатии. Вначале Советский Союз какое-то время пытался ограничить свое участие в испанских событиях. Как и другие великие державы, в августе 1936 г. он объявил о политике невмешательства, на которой особенно настаивали Франция и Великобритания. Лишь 4 октября СССР открыто заявил о своей поддержке Испанской республики. Интернационализация гражданской войны, нарастающее вмешательство в нее фашистских режимов Германии и Италии на стороне путчистов поставили перед СССР сложную дилемму: с одной стороны, оставить левые силы в Испании без своей поддержки означало не просто открыть свои фланги перед троцкистской пропагандой, обвинявшей сталинское руководство в измене делу социализма, но и позволить разгореться, особенно в Каталонии, первому крупному очагу ереси под руководством Всемирной объединенной рабочей партии (ВОРП) — испанской секции троцкистского IV Интернационала — в союзе с анархистами; с другой стороны, прямая интервенция советских войск в Испанию означала бы для европейских стран стремление Советского Союза экспортировать в Испанию коммунистическую революцию, что сделало бы невозможной любую попытку сближения с западными демократиями. В письме, направленном в декабре 1936 г. Сталиным, Молотовым и Ворошиловым премьер-министру Испании Л.Кабаллеро, содержался страстный призыв «предпринять все меры, чтобы враги Испании не смогли изобразить ее коммунистической республикой».