Сергей Кремлев - Россия и Япония: стравить!

Вот такая деталь к и так странному портрету Извольского.

Да и Николай Генрихович Гартвиг был фигурой не очень-то ясной. Накануне Русско-японской войны он фактически саботировал попытки как-то выправить положение России на Дальнем Востоке то ли предупредительными военными, то ли политическими мерами.

Зато на посту российского посланника в Сербии накануне Первой мировой войны барон Гартвиг фактически активно готовил «балканский» запал мировой войны... Он, в частности, был горячим сторонником общего союза балканских стран — якобы против Турции... Но что такое была тогда Турция даже по сравнению с этими балканскими «державами»?

Нет, объективно такие инициативы России выглядели как недружественные Австро-Венгрии, а значит — и Германии (о том, насколько для нас это было глупо и невыгодно, я писал в своей книге «Россия и Германия: стравить!»).

Академик Тарле, правда, считал, что в делах балканского союза Гартвиг был «лишь орудием» — теперь уже в руках министра иностранных дел Сазонова (фигуры, политически тоже не то что бы прозрачной).

Итак, всю жизнь был, выходит, Николай Генрихович чьим-то орудием...

Вот только — чьим?

Закончил он странно... Уже после убийства в боснийском Сараево летом 1914 года австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда почему-то оказался на обеде у австрийского посланника в Белграде барона Владимира Гизля и, отобедав, в тот же вечер скончался. Якобы — от сердечной недостаточности, которой действительно страдал. Хотя дочь его тут же заявила, что ее отца просто-напросто убрали.

Гартвига похоронили в Белграде с величайшими почестями, в его честь назвали улицу... А возведение его в символ русско-сербской дружбы автоматически делало его в той обстановке и знаменем антиавстрийских настроений.

И ведь согласился Петербург почему-то на скандальные (а как тут иначе скажешь?) похороны русского дипломата в чужой столице... Хотя объективно такая акция накаляла политическую атмосферу и этим тоже вела к войне...

Гартвиг был как-то связан и с Витте. И сам Витте не постеснялся публично признать, что после аннексии Австрией Боснии и Герцеговины в 1909 году он рекомендовал Извольскому именно Гартвига в качестве замены Извольскому на посту министра иностранных дел (Извольский якобы намеревался тогда из министров уйти).

Не совсем понятно и с «разнобоем» в донесениях Извольского и Ванновского из столицы Японии...

Если Ванновский сообщал о слабости японской армии, то «диаметрально противоположно» — по словам Гурко — мысливший Извольский должен был сообщать о японской военной мощи.

Однако сам он этого себе в заслугу не ставит. Да и откуда у него были бы такие сведения? И если в МИДе Розену советовали не совать нос в соседнюю Корею, то вряд ли там поощряли бы попытки Извольского совать нос в чужую «епархию» военного ведомства.

Чьей же позицией публично возмущался Гурко — Извольского или Ванновского? И зачем?

И кем был сам Василий Иосифович Гурко-Ромейко? Сын фельдмаршала и сам достаточно типичный генерал, он имел ту особенность, что состоял еще и в масонах (как и Извольский, как сын Извольского). Так что неизвестно: может быть, Гурко-Ромейко возмущался и искренне, а может, прикрывал «брата» Извольского.

И подобных «братцев-кроликов» в Питере тогда уже хватало.

Скажем, в 1903 году в Японии побывал полковник (с 1912 года — генерал-майор) Генерального штаба Михаил Алексеевич Адабаш и привез важные данные о резервах японской армии, о которых Ванновский даже не упоминал. Но рапорт Адабаша (он, к слову, после Великой Октябрьской революции состоял в корпусе Генерального штаба РККА) генералы Жилинский и Сахаров (фигуры опять-таки небезупречные) почему-то положили «под сукно»...

Полковник Самойлов о резервных войсках тоже, кстати, не сообщал. А они увеличивали численность японской армии в три раза!

Нет, уважаемый читатель! Не случайно «случилась» та Русско-японская война, в которой были так заинтересованы «неизвестные международные силы».

Очень не случайно.

Сказав насчет этого уже немало, я еще об этом скажу и дальше...

Война началась нападением японцев на порт-артурскую эскадру. Даже академические источники обычно подчеркивают — «без объявления войны». Но это не совсем так...

Во-первых, уже в декабре 1903 года Япония предъявила России ультимативную ноту. Суть ее сводилась, по сути, к тому, что Япония добивалась от России признания таких своих прав в Корее, которые сделали бы Японию полной хозяйкой в этом регионе.

Был ли этот ультиматум хоть в какой-то мере объективно обоснован, станет нам яснее после того, как мы — чуть позже — ознакомимся с запиской по маньчжурскому вопросу генерала Куропаткина. Он представил ее царю в октябре 1903 года.

Не получив ответа на свою ноту, Япония 6 февраля 1904 года разрывает с нами дипломатические отношения, и в тот же день японский флот уходит на боевые позиции в Желтое море.

Собственно, после ультиматума у всех, имеющих отношение к обороне и внешней политике России, должны были быть «ушки на макушке».

Тем более — в Порт-Артуре!

Тем более — у флотских в Порт-Артуре...

Разрыв (!) отношений и выход японской эскадры адмирала Того в океан там должны были бы сразу расценить как сигнал боевой тревоги. Так что какое уж там «объявление войны»... Ведь японцы напали на Порт-Артур лишь через два дня после разрыва отношений!

А формально война была объявлена 10 февраля.

Относительно «неожиданной внезапности» есть и еще одно пикантное обстоятельство... За четыре года до Порт-Артура, в январе 1900 года, именно в стиле японцев начал военно-морскую игру в Морской академии адмирал Вирениус.

С тем же, в общем-то, результатом, который был достигнут японцами реально, Вирениус игру и закончил. Позднее даже высказывались предположения, что секретные планы этой игры попали к японцам, которые ими и воспользовались.

Н-да...

Уже в послереволюционной эмиграции высокопоставленный и близкий ко двору генерал Николай Алексеевич Епанчин вспоминал: «Началась война, которой в России никто не сочувствовал, которую народная масса совсем не понимала, а еще менее понимала эту войну наша армия».

Так ведь, надо заметить, и умные, образованные слои русского общества тут тоже ничего понять не могли, а точнее не могли тут увидеть что-то, для России рациональное.

Интересно, что оценка генерала-монархиста поразительно совпадает с оценками большевика Ленина, и ее можно прямо вставлять в текст ленинских статей того периода.

А вот что писала видный член кадетской партии Ариадна Тыркова-Вильямс: «Общественное мнение было против японской войны. Войну приписывали махинациям маленькой шайки придворных, заинтересованных лесными концессиями на Ялу... Главными виновниками всей авантюры считали близкого Николаю II адмирала Абазу и еще нескольких придворных».