Анатолий Уткин - Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен

О характере происходящего говорит грабеж универмага Вертхайма. Немалые эмоции вызвало провозглашение нейтралитета матросами, разместившимися в Королевском замке. Интересовало ли их только выплаченное вовремя денежное довольствие? Но другие матросы кинулись на захват здания Военного министерства на Ляйпцигерштрассе. Здесь некоему герру Гамбургеру вручили бумагу, в которой говорилось о низложении правительства Эберта и переходе власти к революционному комитету. Истинный прусский чиновник Гамбургер обратил внимание на то, что бумага не подписана, а соответственно, никем не авторизована. Пока революционные матросы искали члена Революционного совета, который мог бы подписать декрет, правительственные войска уже заняли Военное министерство. Революционным отрядам не удалось уговорить чиновников Монетного двора передать ключи от подвалов, где хранились деньги Германии. Рабочим же нарушить порядок в голову не пришло. В среду Монетный двор заняли правительственные войска, а рабочие все беспокоились, как те найдут общий язык с чиновниками.

А большевики просто отказывались верить, что германские братья по классу откажутся поддержать своих самых горячих и многолетних сторонников. В великом недоумении и испытывая безмерное разочарование, 12 декабря 1918 г. внушительная советская делегация (в которую входили Бухарин, Иоффе, Радек и Раковский), так и не сумев пересечь германскую границу, вынуждена была возвратиться в Москву. Только Радек сумел тайно пробраться в Берлин — здесь он 30 декабря присутствовал при создании в Берлине Коммунистической партии Германии. Немецкие официальные лица определили его миссию как «осуществление совместно с германскими рабочими вооруженной борьбы против Антанты на линии Рейна». На всякий случай 4 января 1919 г. М. Эрцбергер прозондировал отношение Запада — потребовал узнать, согласится ли Антанта принять сдачу Радека и Иоффе в плен западным союзникам в Спа? [450] Mayer A. Op. cit., p. 249–250.

Между тем германские левые, понесшие несколько поражений в конце 1918 г., готовились к решающему сражению. Их бедой была разноголосица в рядах, свирепое несогласие друг с другом. «Спартак» шел сепаратным от «независимых социал-демократов» курсом. «Независимые» истово ненавидели прочих социал-демократов. «Охранители революционных цехов», боевые профсоюзы, двигались по своей траектории: Страсти накалялись. Газета «Роте фане» призывала к ответу «Эберта-вешателя», пролившего кровь братьев по классу в прошедшее Рождество. Газета призывала весь трудовой Берлин выйти на похороны 28 декабря 1918 г.: «Пролетарии! Мужчины и женщины труда! Да здравствует мировая революция!» Императорские катафалки везли черные фобы, которые были украшены гирляндами из белых и красных роз. Процессия медленно двигалась по Унтер ден Линден.

В этот день социал-демократический орган большинства «Форвертс» объявил войну «кровавой диктатуре спартаковской лиги». «Форвертс» призвал народ Германии на борьбу с «тиранией меньшинства».

Левые спешили. Если они не овладеют массами в сложившийся критический период, если не обзаведутся союзниками на левом фланге германской политики, то время для совместной с российскими большевиками всемирной революции может быть упущено. 1 января нового 1919 г. была предпринята попытка расширения базы революции. По инициативе «Спартака» 87 депутатов и 16 гостей из России (среди которых выделялся Карл Радек) встретились на банкете прусского ландтага. Именно здесь и тогда была образована Коммунистическая партия Германии (Лига «Спартака»). Три дня шел учредительный съезд; было решено бойкотировать национальные выборы, поддержать предложение Ленина о продолжении революции с целью создания «диктатуры Советов» [451] Waldman E. The Spartacist Uprising of 1919 and the Crisis of the German Socialist Movement. Milwaukee, 1958, p. 149–158. . Не все левые вошли в КПГ, некоторые объясняли свой отказ неодобрением линии Либкнехта.

Внимание всех привлекла маленькая и седая Роза Люксембург. Она обратилась к съезду с анализом марксистского подхода к историческим, поворотным пунктам. Следовало противопоставить анархизму демократический централизм. На первой фазе революции — в ноябре 1918 г. — одно капиталистическое правительство было низвергнуто, но заменено буржуазным же правительством. На второй фазе следовало реализовать пролетарскую революцию. Социальный подъем масс должен шаг за шагом оттеснить правительство Эберта — Шейдемана от рычагов власти. Роза Люксембург призвала «штурмом взять Национальную ассамблею». Важно было заменить соглашательские профсоюзы на заводах руководимыми коммунистами «заводскими Советами». Именно они и должны были стать остовом нового революционного порядка, создать который, полагала Роза Люксембург, можно было только, «не мешкая ни секунды». И завершила патетически: «Кто из нас поколеблется отдать собственную жизнь ради этого?»

Аналогия с российскими Февралем и Октябрем напрашивается; но у Ленина в октябре 1917 г. была козырная карта, которой не было у немецких коммунистов: он обещал мир. Что могли пообещать Карл Либкнехт и Роза Люксембург, ради чего пролетарии Германии готовы были бы перевернуть общественный порядок? Диктатура «рабочих Советов» как альтернатива «буржуазной демократии» не виделась общенациональным магнитом, целью, которая оправдывала болезненные социальные эксперименты.

В Германии не очень отчетливо представляли себе, до какой степени «независимые социал-демократы» сплочены, в какой мере это однородное движение. Лишь много позже стало ясно, что такие «независимые социал-демократы», как Эдуард Бернштейн и Карл Каутский, гораздо более консервативны, чем многие из «основной массы» социал-демократов.

В целом же именно мир на Западе в решающей степени подорвал движение крайне левых (подобных российским большевикам) к власти. В их горячности и революционном горении было все меньше смысла, они все больше призывали к тому, что не вызывало общественного отклика. Это была трагедия немецких левых; возможно, в еще большей степени это была трагедия русских большевиков, все поставивших на революционный взрыв в Германии. Теперь этот взрыв мог произойти лишь в случае массового недовольства немецкого народа мирным договором.

Германские левые хотели использовать еще одно обстоятельство. В Риге германские солдаты были против российских «красных» вместе с англичанами. Роза Люксембург прямо указала на это обстоятельство в ходе учредительного съезда. Возмущение, с которым она говорила, сведущим сообщало многое: получается, что социальный фактор для Эберта, немецких генералов и британского правительства важнее даже прежних союзных разграничительных линий. Что же будет в этом случае с Германией, если она полыхнет социальным взрывом?