Анатолий Уткин - Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен

Но ряд членов большевистского Центрального Комитета не желали создания еще одного фронта — у Советской России их хватало. Польша, пользующаяся помощью западных держав, была мощным противником. И все же Ленин и Троцкий видели кратчайший путь к мировой революции в походе на Польшу и в дальнейшем выходе к Германии.

Для Пилсудского и его окружения логичным было бы попытаться наладить связь с белыми армиями, яростно сражающимися с красными. И новые правители восстановленной Польши в феврале 1919 г. попытались наладить связи с борющимися противниками большевиков. Напрасно. Деникин, Колчак и Юденич не готовы были идти на переговоры, предлагающие распад прежней Великой России. Для Колчака Пилсудский был таким же врагом его родины, рвущим ее на части, как и любой другой сепаратист, с которым он до сих пор сражался. Он считал, что его сила в безоговорочной преданности «единой и неделимой» России. «У меня нет абсолютно никаких политических целей» [554] Pipes R. Russia under the Bolshevik Regime, 1919–1924. London: Harvil, 1994. p. 47. . Белые верили в восстановление могущественной сверхдержавы — за тысячу лет с Россией и не то творилось, но она преодолевала все напасти.

Генерал Деникин, приобретавший все большую значимость в белом движении, категорически отказывался признать суверенность какой бы то ни было части прежней Российской империи. Пусть такие вопросы решает Учредительное собрание, военному русскому офицеру не пристало соглашаться на раздел своей страны. Польский министр иностранных дел Дмовский запросил мнение Русской политической конференции, но представляющий конференцию Сазонов ответил подобным же образом.

В этом сказалась сила красных, право на самоопределение было записано в советской конституции. Что особенного в признании польской независимости, она все равно «растопится» в костре всемирной революции. Один из ключевых деятелей российско-польского коммунистического движения, Юлиан Мархлевский, со всей убедительностью доказывал: «В ближайшем же будущем все границы потеряют свое значение благодаря революционному взрыву в Европе — Польша будет в центре этого взрыва, речь идет лишь о нескольких годах» [555] Там же, р. 90. .

При этом у большевиков была прямая и конкретная задача — всеми возможными способами предотвратить сближение белополяков и белых генералов. В октябре 1918 г. Москва предложила кандидатуру Мархлевского, одного из основателей «движения Спартака», в качестве посла Советской России при поддерживаемом немцами Регентском Совете в Варшаве. В январе 1919 г. он вместе с Радеком в составе «советской делегации» прибыл в Берлин. После поражения «Спартака» в Берлине Мархлевский бежал в рабочий Рур, где начал готовить массовое стачечное движение. В час опасности он (под видом сезонного рабочего из Галиции) бежал из Германии.

В марте 1919 г. Мархлевский прибыл в Варшаву. Он начал публиковать статьи в польской социалистической газете «Роботник», призывая сблизиться с революционной Россией. Правительству Пилсудского он предложил посреднические услуги в отношениях с Лениным. Пилсудского такой канал общения устраивал, и в течение девяти месяцев, несмотря на ведущиеся боевые действия, красные комиссары встречались с националистами Пилсудского. Встречи происходили в исключительно тайных условиях — Пилсудский боялся, что об этих встречах могут узнать западные его союзники. Мархлевский был ключевым звеном этих связей. Мархлевскому было нетрудно убедить Пилсудского, что самым прискорбным для того оборотом событий явилась бы победа в российской гражданской войне белых. Тогда Польше ни за что не удалось бы удержать свою «неподлеглость», а французы быстро переориентировались бы на Москву. Пилсудский отчетливо понимал важность для него красных в этих обстоятельствах.

Теоретические договоренности имели практические результаты. К осени 1919 г. войска Юденича начали решительное наступление на Петроград при молчаливом попустительстве (и ступоре) поляков, эстонцев и латышей. Но в критический момент битвы на Волыни в октябре 1919 г. польские войска, расположенные за правым флангом Двенадцатой Красной армии, прекратили боевые действия, позволяя «высвободившимся» красным войскам нанести страшный удар по белому движению на Западе России. От этого удара Деникину было уже трудно оправиться. (На Западе не зря пишут, что нечто подобное делал Сталин в сентябре 1944 г., глядя на Варшаву.) [556] Dallas G. 1918. War and Peace. London: Pimlico, 2002, p. 416.

При всем этом Мархлевский не сумел добиться мира между Пилсудским и правительством Ленина. Коварно и неожиданно Пилсудский взял 19 апреля 1919 г. Вильну. Пилсудский вошел в Вильну (чтобы держать ее в составе Речи Посполитой целых двадцать лет). Он выступил из Вильны с прокламацией о создании свободной федерации восточноевропейских народов. «Наконец-то ныне, на этой почти позабытой богом земле воцарилась свобода, право свободно и без ограничений выражать свои чаяния и нужды. Польская армия несет свободу и волю всем вам» [557] Davies N. White Eagle, Red Star: The Polish-Soviet War, 1919–1920. London: Orbis, 1983, p. 70–72. .

Ответом Ленина была телеграмма штабу Западного фронта Красной армии с требованием немедленно отбить город, поскольку «потеря Вильны укрепила общие позиции Антанты. Существенно в кратчайшие сроки возвратить Вильну» [558] Davies N. White Eagle. Red Star: The Polish-Soviet War, 1919–1920. London; Orbis, 1983. p. 53. . Ведь речь шла о связующем звене между русской революцией и индустриальным Западом. Это был бы крах всего замысла Октябрьской революции. Но поляки за Вильно стояли цепко.

Поникшая и смятенная Германия ждала вердикта. Именно по поводу германского вопроса между западными союзниками возникает первый конфликт. Французы хотели бы предъявить немцам еще более жесткие условия перемирия. Это вовсе не входило в планы Вильсона. Он подзывает самого опытного в контактах с союзными военными — генерала Блисса, долго обсуждает с ним животрепещущую проблему и утверждается еще более твердо в своей позиции: было бы «неспортивно» ставить немцев в еще более суровые условия, чем те, которые были выработаны в пылу военных баталий. Военные советники имели все возможности выдвинуть свои условия перед финалом переговоров в Компьене, зачем же ужесточать для них ситуацию, когда они решили сложить оружие?

В легком Париже завертелся такой ураган межсоюзнической борьбы, что даже стоически настроенный Блисс написал своей жене: «Мир кажется мне еще худшим, чем война». Большинство суждений не имели никакого отношения к делу, ради которого президент США пересек океан, — шла речь о частном (пусть и большом — германском) вопросе, а не о глобальной трансформации. Американцы не желали уступать, и Клемансо, никому не передававший (по существу, узурпированное им) председательское кресло, ради избежания взрыва, начал делать подачки американским новичкам в большой дипломатии. Клемансо пошел навстречу пожеланию Вильсона ограничить круг обсуждения.