Александр Фетисов - Викинги. Между Скандинавией и Русью

6. Военная аристократия, вычленяемая по родовому, имущественному, социальному принципам, характерна для этапов как «вождеств», так и «ранних государств» (формы кастовых и земледельческих городов-государств и мегаобщин), но особенно — для промежуточного между ними переходного этапа. В редких случаях (динаты Византии и Армении) существует и в «зрелых» государствах чиновничье-бюрократической формы. Возникает как составная часть процесса возрастного разделения труда и межродовой специализации. Сопровождается полной или частичной (при геронто- или теократии) монополией на власть, но иногда и искусственной устраненностью от нее (нобили у пруссов), и преимущественным доступом либо к частновладельческим источникам дохода (земля с рабами, зависимыми общинниками («низами» его же рода, либо земледельческими родами), пленными и т.д.), либо к общественным фондам. Имеет четкие внешние и статусно-ранговые отличия (тяжелая конница у йоруба, македонцев, раджпутов и в Византии, колесничие в Шумере, у хеттов, ахейцев и кельтов, возможно, в чжоуском Китае и т.д.). При условии наличия адекватно отражающего в загробном мире жизненные реалии и статус умершего погребального обряда эти различия четко проявляются в материально-ритуальной сфере. Хотя нивелирующие обряд мировые религии затрудняют эту идентификацию.

В некоторых случаях (микенские дворцовые комплексы-крепости) поселения военной аристократии выделяются топографически.

7. Строго военно-специализированным (только тяжелая конница) и юридически сословно-отграниченным элитным подразделением этапа исключительно зрелой государственности является рыцарство феодально-иерархических государств. Отдельные черты, присущие этому сословию (иммунитет, «кодекс чести», геральдика как внешне-сущностное отличие, вассалитет и иерархия, кормление за счет земельных владений (но не вотчин), [191]сословная замкнутость, принцип верности сюзерену) имеются и в некоторых конкретных моделях иных форм зрелой государственности, особенно в переходных от чиновничье-бюрократической, религиозно-общинной и кастовой к феодально-иерархической (Япония, Византия, Сербия, Передняя Азия, Закавказье, Россия, мусульманская Индия, Непал малайско-индонезийский (по А. Тюрину) «тип феодализма Юго-Восточной Азии»). В комплексе же все эти и некоторые иные черты «рыцарства» встречаются только в странах классической феодально-иерархической государственности, жестко отграниченной рамками лишь некоторых стран Западной и Центральной Европы.

Как и в случае с дружиной, в рыцарстве совпадает военная, социально-экономическая и политическая элита, что находит концентрированное материальное выражение в типах поселений — замках, а также гербах и намогильных сооружениях (сам обряд и инвентарь благодаря христианству не имел отличий от захоронений рядовых прихожан).

Наиболее показательным в изобразительных источниках является сочетание военных атрибутов (шлемы, щиты) с эмблемами, показывающими право на власть (ранг), благородство происхождения, земельную собственность, и конкретными властными регалиями разных степеней (короны, скипетры, штандарты, троны).

Самое методически существенное для сравнения феодальных и дружинных государств — определение отличия рыцарства от дружины. «Соединение особого образа жизни и профессионализма с этической миссией и социальной программой» [192]— вот рыцарь «в идеале». Основная социально-психологическая и организационная особенность рыцарства, например, — юридически лимитированная верность конкретному по титулу сюзерену (посту), закрепленная личной присягой и ритуалом определенному человеку, представителю рода, этим постом и титулом наследственно владеющим с санкции вышестоящего сюзерена. Это также взаимные обязательства сюзерена и вассала и экономическая самостоятельность последнего. В военном аспекте даже в эпоху расцвета (XII—XIII вв.) рыцарство также не могло полностью обходиться без пехоты, особенно лучников и арбалетчиков, ибо «шевалье» были слишком высокоспециализированы (в отличие от самураев, русских дружинников и поместной конницы раджепутов, византийских каваллариев). Легкую пехоту при них составляли либо крестьяне-ополченцы (Испания, Англия, Скандинавия), либо иностранные наемники (генуэзские арбалетчики во Франции) и ландскнехты — «слуги» (Германия). [193]В случае необходимости тяжелую пехоту составляли спешенные рыцари, действовавшие при этом достаточно неуклюже.

Сравним некоторые виды «элитных формирований» в организационно-правовом и социально-экономическом аспектах.

Наемники были верны (в рамках контракта) прежде всего посту, а дружинники и рабская («родовая») гвардия — личности, которой «юридически» принадлежали. В этого типа контингентах корпоративный дух был еще более развит, чем у рыцарей. Дружина все же ближе стоит к «рыцарскому корпусу», так как правитель одновременно является и ее членом, хотя и «первым среди равных». Наемники образуют либо готовые отряды, преданные прежде всего предводителю из своих (генуэзские арбалетчики, кондотьеры, греческие гоплиты — у персов, варяжские отряды на Руси), либо, если набираются индивидуально (швейцарцы и шотландцы во Франции, варяжская гвардия в Византии), то, как правило, подчиняются также наемнику, а затем уже правителю. Еще одна специфика наемников - они не имели никакого отношения к функциям управления, за исключением (иногда) полицейских обязанностей. Это отличает их и от рыцарства, и от дружины, являвшихся не только военными, но (и прежде всего) — административными инструментами. Последнее может относиться и к максимально «демократическим», типа рабской гвардии, и к аристократическим, конным прежде всего, континген-там войск. Последние вообще в одном лице совмещали и лучшую военную силу, и господствующий класс, и политическую власть, и часть аппарата управления (особенно раджпуты в Индии). В этом случае правитель выступал как марионетка, заложник реально властвующих аристократических родов, все же нуждавшихся в нем как символе для народа и в силу соперничества отдельных родов. Рабская гвардия — главный военный инструмент перехода от раннего государства некоторых форм (возникших на базе равноправных союзов племен либо земледельческих протогородов-государств) к зрелой чиновничье-бюрократической государственности. Иногда она и непосредственно приходит к власти, устанавливая военно-корпоративную диктатуру (мамлюки). Совмещением «рабского» и «родственного» принципов явилась «гвардия» «короля» Дагомеи, составлявшая часть его фиктивного рода (в него зачислялись рабы-военнопленные) и «расширенный» гарем. Без «элитных» подразделений обошелся Чака, превратив весь «свой» народ («политических зулусов») в размещенное по «полкам» и краалям войско, дрожащее перед «королем», заинтересованное в ограблении иных народов, престиже, славе, упоении победы: каждый «полк» гордился символами этих побед, своей атрибутикой, «формой» (шкура леопарда и т.д.), даже цветом щитов. Другое дело, что ничто не мешало части «полковых командиров» отделиться и образовать свое «государство» (что и происходило при поражениях зулусских правителей). Развитие Зулусского «государства» было искусственно прервано англичанами, но типологически схожий на синхростадиальном этапе политогенез свази привел, при действии аналогичных военных инструментов и механизмов, не к феодально-иерархической, а к чиновничье-бюрократической (правда, ранней фазы) форме государственности. В Свазиленде воины этих «цветных полков» были превращены в государственных крепостных, как и смерды на Руси. [194]