Александр Фетисов - Викинги. Между Скандинавией и Русью

Представления о богатстве как воплощении удачи, вероятно, и привели «золото» и «обручи» на холм Перуна для участия в клятве. Используя их при заключении договора (и апеллируя к Волосу), русы клялись своей воинской удачей и благосклонностью Провидения. Их отсутствие, как уже было показано, часто служило причиной смерти от собственного оружия.

Таким образом, рассматривая древнерусский дружинный ритуал клятвы оружием, можно предположить, что в этой клятве феномен «смерти от собственного оружия» имел вполне определенное содержание и причины: наказание за недостойный, «отрицательный» поступок, наказание за нарушение традиций, клятв и божественных установлений. На материале русско-византийских договоров это наказание имеет отчетливый сакральный оттенок: оружие, призванное покарать клятвопреступников, по сути выступает как атрибут дружинного бога Перуна.

Таким образом, можно выделить две основных причины, приводящих к подобному наказанию:

Нарушение традиции/обычая. В нашем случае - это нарушение русами договора, в приводимых аналогиях -это часто недостойное убийство, подлежащее кровной мести. Причем здесь скандинавские и кавказские аналогии также перекликаются с древнерусскими материалами: в русско-византийских договорах 911 и 944 гг. обязательно оговариваются моменты, связанные с кровной местью. Вероятно, в случае с кровной местью человек, достойный смерти от собственного оружия, попадает под категорию «убийцы подлого», упоминавшегося в Прорицании Вельвы. Это тем более убедительно, поскольку в тексте прорицания «убийцы подлые» помещены рядом с «поправшими клятвы».

Отсутствие удачи как одна из причин смерти от своего оружия, т.е. своеобразное «ритуальное наказание» за отсутствие удачи.

Дополнительные подтверждения тому, что приведенные скандинавские и кавказские (восходящие к аланским) материалы являются смысловыми аналогиями дружинной «клятве оружием», можно найти в некоторых элементах клятвы.

Упоминание в клятве Перуна и Волоса (и то, что русы признают, что не будет им помощи от богов в случае нарушения клятвы) перекликается с сюжетом о вмешательстве Одина в судьбу/смерть Гейрреда. Это определенно придает «клятве оружием» некоторый сакральный оттенок.

В связи с клятвой на оружии можно привести также болгарские (придунайские болгары) и аварские аналогии этому обряду. Еще В.Н. Златарский отметил, что в 67-й статье «Ответов папы Николая I на вопросы болгар» папа отмечает существование у придунайских болгар клятвы оружием: «Вы утверждаете, что у вас был обычай всякий раз, когда вы собирались связать кого-либо клятвой по какому-либо делу, класть перед собой меч, им и клялись...»

Для авар Менандр также указывает подобный обряд. Авары строили мост через Саву, и каган, чтобы убедить ромеев в том, что строительство ведется не с целью нападения, приносит клятву: «Он произнес ее следуя закону аваров: обнажив меч, он произнес на себя и на весь народ аварский следующие проклятия: "Да будет он сам и все племя аварское истреблено мечом; небо и бог на небе сущий, да пустят на них сверху огонь; да падут на них окрестные горы и леса; река Сай разлившись, да покроет их, — если он строит мост на Сае с каким-либо дурным намерением против римлян"». Клятва аварского кагана здесь очень похожа на клятву Руси: в обоих случаях присутствуют одинаковые элементы. Трудно сказать, насколько в клятве кагана истребление племени аварского мечом соответствует по смыслу смерти от собственного оружия. Хотя В.Н. Златарский и считает, что в данном случае тот, кто нарушит клятву, станет жертвою того же самого меча, которым он клялся, тем не менее здесь речь может идти о смерти всех аваров в войне, порабощении и уничтожении всего народа в целом и др.

Особенно интересен тот факт, что рассмотренный сюжет «смерти от собственного оружия» имеет достаточно широкие параллели и встречается помимо древнерусского в скандинавском и восточном (тюркском) материалах. Благодаря этим аналогиям можно говорить о единообразии мифологических и этнокультурных форм, на основе которых складывается раннегосударственная политическая (потестарная) культура. Относительно клятвы оружием и ее смысловой дагрузки в русско-византийских договорах можно предположить, что в данном случае эта правовая традиция русов восходит к североевропейским мифологическим представлениям, поскольку именно скандинавская составляющая на протяжении X в. наиболее ощутима в дружинной культуре Древней Руси; основы этой правовой традиции пришли вместе с носителями этих мифологических представлений, ее сформировавших.

Важен факт использования языческой клятвы именно в договоре с Византией. Известно, что в целом реакция христианского мира на языческие обряды была однозначно отрицательной. В этом отношении можно указать также отмеченное В.Н. Златарским известие в упомянутых выше «Ответах папы Николая I на вопросы болгар». Говоря о болгарской клятве оружием, папа Николай I пишет: «Но мы прежде всего считаем недостойным клясться не только мечом, но также и другим чем-либо созданным... Поэтому должно клясться Богом, которого люди должны любить и почитать, на которого следует возлагать всякую надежду и упование и от которого прежде, чем от каких-либо тварей, всегда должно ожидать помощи...» Приведенный пример, однако, является «книжной», христианской реакцией на языческие обряды. В реальной политической жизни дело могло обстоять по-другому. Известен случай, когда при заключении в 817 г. мира между болгарским царем Омортагом и византийским императором Львом V Армянином также использовались языческие обряды. Причем некоторые из этих обрядов совершал сам император Лев V (к огромному возмущению византийских хроник и агиографических сочинений).

Для византийской стороны с ее развитой дипломатической практикой, как оказывается, «клятва оружием» со стороны языческой Руси была вполне достаточной, а главное, приемлемой формой подтверждения договора. Закрепление договора подобной клятвой вполне устраивало Византию. Это позволяет рассматривать «клятву оружием» — языческую традицию, связанную с определенными мифологическими представлениями, — как действительный элемент раннегосударственной политической культуры и (что может быть более важно для Руси этого периода) как элемент формирующейся дипломатии.

В 2003 году, при раскопках пойменной части гнездовского поселения, была найдена небольшая антропоморфная фигурка, отлитая из чистого свинца. Пойменная часть поселения является органической частью Гнездов-ского археологического комплекса, однако с источниковедческой точки зрения важной для современных исследований. Ее характеризует ряд специфических черт. Во-первых, культурный слой на этом участке перекрыт мощными аллювиальными наносами, что обусловило его хорошую сохранность и защитило от распашки и грабителей. Во-вторых, высокая информативность хорошо стратифицированного культурного слоя дополняется тем, что в его составе обнаружены изделия из свинцово-оловянных сплавов, обычно не сохраняющиеся в культурном слое.