Саймон Бейкер - Древний Рим. Взлет и падение империи

В середине 50 г. до н. э. союзник Цезаря по имени Марк Целий Руф (к слову, известный своим беспутством) провозгласил, что политический роман Цезаря и Помпея окончен. На устах у всех римлян — от раба до сборщика налогов, от нищего до сенатора — были теперь только два слова: «гражданская война». И тем не менее, когда в конце года стороны подошли предельно близко к открытому столкновению, большинство сенаторов высказалось за то, чтобы не дать расколу произойти. В ноябре за мирное разрешение вопроса проголосовало 370 человек против 22. Однако это решение означало одно: необходимость уступить Цезарю. Для Катона подобный шаг был просто немыслим.

Но слабость Сената вынуждала самих ультраконсерваторов во главе с Катоном к действиям, лишенным правовой базы. После голосования консул 50 г. до н. э. Гай Клавдий Марцелл воскликнул: «Побеждайте, чтобы иметь Цезаря тираном!» — и выбежал из Сената. Он и второй консул направились в дом Помпея, находившийся на окраине города, и почти театрально вложили ему в руки меч. Тем самым они благословили его на то, чтобы вступить в бой с Цезарем во имя защиты республики. Также они предоставили ему в распоряжение два легиона, расквартированные в Италии, и право набрать дополнительные войска. Помпей, не желая показаться зачинщиком, торжественно отвечал: «Что ж, если нет другого выхода…» На самом-то деле он, конечно, желал войны.

В первый день 49 г. до н. э. Цезарь вновь выступил с позиций миротворца, полагая, что достаточно напугал Сенат. Новоизбранный трибун Марк Антоний, проводник идей Цезаря в Риме, зачитал письмо от проконсула, в котором говорилось следующее: за многочисленные успехи в Галлии римский народ даровал Цезарю право выдвигаться на выборы заочно; собираясь воспользоваться этим правом, он готов сложить оружие, но только если Помпей сделает то же самое.

В ответ один из новых консулов, Луций Корнелий Лентул, разразился гневной тирадой. Не время давать слабину, заявил он. Если сенаторы пойдут на уступки, консулам придется призвать на помощь Помпея с его армией. Именно он является оплотом спокойствия в республике, и они не замедлят обратиться к нему за поддержкой, пока не стало слишком поздно. Большинство сенаторов было настолько ошарашено подобными угрозами, что вынуждено было согласиться с тестем Помпея Метеллом Сципионом, предложившим назначить день, до которого Цезарь должен сложить оружие, а иначе он будет объявлен врагом отечества. На заседании Народного собрания Марк Антоний наложил вето на это постановление, и ситуация опять зашла в тупик.

Цезарь предпринял еще одну попытку. Если Сенат отказывается от его предложения, он тоже не собирается оставлять свой пост и добровольно отдавать себя под суд. Но он по-прежнему готов искать компромисс. Он сказал, что может покинуть обе галльские провинции вместе с десятью легионами, расквартированными там, если за ним останутся Иллирия и один подчиненный ему легион. И вновь его предложение встретило жесткий отпор со стороны Катона и его фракции. Ни при каких обстоятельствах не может Цезарь диктовать свои условия Сенату, кричали они. В результате урегулировать ситуацию политическими методами оказалось невозможно, и война стала неизбежностью. Консулы издали «окончательное постановление» Сената. Должны быть предприняты все шаги, говорилось в документе, чтобы избежать любого ущерба для республики. Затем, изрытая угрозы и оскорбления, консул Лентул вышвырнул из здания Сената Марка Антония и других союзников Цезаря.

Отныне они не могли чувствовать себя в Риме в безопасности. Марку Антонию, Целию и бывшему трибуну Гаю Скрибонию Куриону были даны шесть дней на то, чтобы покинуть город, иначе им угрожала смерть. Они переоделись рабами и бежали из города на наемной телеге. То, что их принудили к такому мало достойному бегству из Рима, было логичным завершением патовой ситуации и давало Цезарю очередное доказательство неправедности действий Сената, которое можно было использовать в пропагандистских целях. Высокомерные, коррумпированные и беззастенчивые сенаторы вновь попрали свободу римского народа, выступив с угрозами по отношению к народным трибунам, нарушив неприкосновенность их личностей. Для вящей убедительности Цезарь попросил своих друзей, подвергшихся такому унижению, пройти перед войсками в той одежде, в какой они прибыли из Рима, то есть в одежде рабов.

Эпицентр событий тем временем сместился к югу. В историю вошло название маленькой речки, по которой проходила граница между Галлией и Италией, — Рубикон. По закону римские военачальники не имели права переводить свои войска из подотчетной себе провинции на территорию Италии, поэтому вооруженный переход через эту реку неминуемо означал бы объявление гражданской войны. И тем не менее 10 января 49 г. до н. э. Цезарь отправил к Рубикону отряд своих самых храбрых воинов. Такое характерное для него решение! Он не собирался тратить время на соединение с десятью легионами, находившимися по другую сторону Альп, поскольку «для начала задуманного им предприятия и для первого приступа более необходимы [были] чудеса отваги и ошеломительный по скорости удар, чем многочисленное войско». [41] Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Александр и Цезарь. Цезарь, 32. Пер. Г. А. Стратановского. Перед тем как оставить лагерь, Цезарь в полдень понаблюдал за битвой гладиаторов, после чего принял ванну, оделся в приличествующую своему положению тогу и разделил с друзьями трапезу и приятную беседу. Казалось, ничто его не беспокоит. Когда стемнело, он незаметно оставил гостей и отбыл к границе.

Сейчас никто не знает, где именно следует искать Рубикон и существует ли вообще эта речка в природе. Таинственности добавляет и то, что сам Цезарь не упоминает ее в своих «Записках о гражданской войне». Тем не менее все прочие греческие и римские историки уделяют особое внимание переходу через Рубикон. Это внимание является отражением восхищения жителей древнего мира поступком Цезаря, желанием понять, что именно творилось в его душе в этот критический момент. Некоторые уверяют, что он колебался и почти потерял самообладание в ужасе от того, что ему предстоит вести войну с собственными согражданами. Другие рассказывают, будто некий дух выкрал у одного из солдат трубу и, исторгнув из нее громкий звук, пересек реку, а Цезарь воспринял это как сигнал к действию и сделал то же самое. Как бы то ни было, все сходятся в том, что Цезарь молвил: «Пусть будет брошен жребий» — и совершил переход через Рубикон.

Будущее республики с ее древней системой свободных выборов, демократией и согласием между разными сословиями римского общества было в руках Помпея и Цезаря. И, хотя они еще этого не осознавали, им суждено было уничтожить то, ради чего они собирались бороться. Эта битва за свободу громким эхом прокатится по всему римскому миру.