Евгений Габович - История под знаком вопроса

Каррер сравнивает известность Петавия с таковой египетских пирамид (все говорят о них, но мало кто их видел), но это сравнение распространяется, скорее всего, только на тех, кто изучал теологию. Даже в работах по истории теологии авторы, как правило, ограничиваются несколькими общими фразами о его роли в становлении этой дисциплины и о его основных хронологических трудах. Например, Колумбийская энциклопедия (The Columbia Encyclopedia, Sixth Edition. 2001) не просто характеризует его как теолога и филолога, но и подчеркивает, что главная работа этого иезуитского теолога посвящена христианской догматике, а его издание греческих авторов до сих пор сохраняет актуальность и важность (обратите внимание, что его не характеризуют здесь ни как историка, ни как хронолога).

В несколько лучшем положении находятся любители астрономии: имя Петавия присвоено одному из крупных лунных кратеров, диаметр которого колеблется от 160 до 177 км. В Интернете каждая вторая ссылка на имя Петавия относится именно к описанию этой космической структуры. Впрочем, реальный диаметр образа этого выдающегося культурного деятеля первой половины XVII века значительно превосходит указанные линейные размеры на Луне и имеет смысл рассмотреть подробнее его жизнь и его творчество.

В год его рождения (1583 год) Скалигер вроде бы опубликовал свой первый большой труд по хронологии, «Исправление» оной. А 21 августа сего года в Орлеане, в семье торговца по фамилии Пето (в немецкой литературе — Петау) родился второй сын. Его назвали Денисом (Дени). Позже — как теолог, филолог и хронолог — он стал знаменит под своим латинским именем Дионизиус Петавиус (или в русском варианте прочтения Дионисий Петавий).

При всем внимании к имени Петавия в связи с его ролью в становлении современной хронологии древней истории, кстати, крайне мало пока исследованной, следует все же подчеркнуть, что он был в первую очередь историком церкви и наибольшей известностью пользуется до сих пор в среде теологов, как историк и исследователь церковных догм и «отцов церкви». Синонимом имени Петавия считается выражение «отец истории церковных догм». В какой степени история «отцов церкви» является чистым вымыслом и какова роль Петавия в создании соответствующей мифологии — это особый вопрос, выходящий за рамки задач настоящей книги (по этому поводу см. книгу Уве Топпера «Выдуманная история Европы»).

О детстве Дени Пето и его учебе сохранилось крайне мало информации. Известно только, что отец его придавал большое значение образованию и заставил своего одаренного сына с ранних лет серьезно учить древние, как еще недавно считалось, языки: греческий и латынь. Кроме того, он изучал под руководством отца литературу и математику. В 15 лет Дени поступил на философский факультет Орлеанского колледжа. Изучение философии Дени продолжил вскоре в Париже, где в 17 лет защитил магистерскую диссертацию, написанную им по-гречески. После этого он провел еще два года в Сорбонне, изучая теологию, которой и было суждено стать его основной областью интересов.

В 19–летнем возрасте подающий большие надежды как ученый Дени Пето перенял в университете города Буржа кафедру философии. Его преподавательская деятельность там продлилась всего два года, после чего он вернулся в Париж, где уже в студенческие годы начал сотрудничать со многими выдающимися гуманистами. Одним из библиотекарей знаменитой Королевской библиотеки в Париже был в то время (начиная с 1600 года) Исаак Казобон (Isaak Casaubon), наиболее известный после Скалигера гуманист того времени, филолог и историк церкви. О нем я рассказал подробнее в предыдущей главе. Добавлю только, что Бернайс характеризует его как человека нерешительного, неопределенное материальное положение которого не позволяло ему никаких «резких движений». Этим пользовались, например, католики, распространяя слухи о его предстоящем переходе в католичество. И в этой ситуации, и в случаях несправедливой резкой критики своих произведений, он страдал, но не решался делать заявлений, проясняющих ситуацию и устраняющих распространяемую о нем клевету.

Казобон сыграл важную роль в становлении Петавия как ученого. Он посвятил Пентавия в тайны гуманистического ремесла. В какой мере эти тайны были связаны с придумыванием «античных» авторов и их произведений на основе учета уже сочиненных другими апокрифов — вопрос, на который вряд ли когда-либо будет получен исчерпывающий ответ. Однако подозрение относительно того, что создание апокрифов было основной деятельностью гуманистов, возникает при знакомстве с биографиями ведущих представителей этого направления. Слишком уж много текстов классических авторов, «написанных» якобы за 1000 с лишним лет до рассматриваемой эпохи, было издано гуманистами.

Вот и Петавию Казобон рекомендовал заняться изданием текстов некоего Синезиуса, якобы жившего в 370–413 годы в Греции и Верхнем Египте философа, поэта и церковного деятеля (епископа), ученика знаменитой Гипатии. Той самой, которую дикие ранние христиане якобы убили в 415 году в Александрии по наущению епископа Кирилла. Тот факт, что ее отец Теон якобы был математиком, да и сама Гипатия преподавала математику и астрономию, делает эту фигуру чисто мифологической: никакой математики в то далекое время еще не существовало. Труды «античных» математиков Евклида (имя это в переводе может означать «хорошо одетый» или «хорошо переплетенный»), Архимеда, Апполония и других были опубликованы в XVI–XVII веках, как правило уже после того, как содержащиеся в них математические сведения были открыты европейскими математиками. Иными словами, Евклид, Архимед, Апполоний и др. — это просто псевдонимы гуманистов, занимавшихся математикой и рисковавших навлечь на себя гнев диких ранних христиан — их современников, если станет известно, что они занимаются такой непонятной передовому пролетариату и не менее передовому крестьянству колдовской наукой.

Тот факт, что описанное выше зверство приписывается христианам, на чью сторону Синезиус якобы перешел после женитьбы на христианке, заставляет предположить, что среди гуманистов были и такие, которые с удовольствием запустили в оборот миф о зверстве ранних христиан. Недостатка в свидетельствах о зверствах христиан, бывших их современниками, гуманисты не испытывали. Публичные казни, с которых чуть ли не ежедневно начинался день в городах эпохи Возрождения, в которых жили и творили гуманисты (в том числе и интересовавшиеся математикой), выполняли тогда роль сегодняшних телепередач для массового зрителя. Эти же гуманисты были свидетелями грабежей и убийств солдатни, что и находило отражение в их описании «древней старины».