Евгений Габович - История под знаком вопроса

Герасимов предостерегает от соблазна националистического греха и представителей новой хронологии. Модели, в основу которых положен тезис, «что цивилизация на планете фактически создана русскими», могут хорошо продаваться в современной России, в которой националистические настроения широко распространены (автор пишет в этой связи про «национальное самосознание великой нации, достаточно ущемленном за последние десятилетия»). Однако с точки зрения подавляющего большинства читателей за рубежом такая националистическая компонента будет приводить к абсолютному неприятию новых исторических моделей, как бы удачно ни был подобран «культурнo-исторический материал, который неплохо ложится в фундамент их ( Фоменко и Носовского. ― Е.Г. ) исторической версии».

На основании своего германского опыта могу только подтвердить, что новые модели прошлого резко отвергаются в этой стране, пострадавшей в XX веке из-за собственного национализма и выработавшей устойчивую аллергию ко всем видам национализма вообще, как только в них обнаруживается националистическая компонента. Лично меня уже обвиняли в Германии в русском национализме только из-за того, что я рассказывал о новых моделях прошлого в рамках российской новой хронологии и подчеркивал важность того культурнo-исторического материала, который составляет фундамент этих исторических гипотез.

В озаглавленном «Этноцентризм и распад государства» заключении своей книги Шнирельман пишет об использовании националистической политикой продукции историков — традиционалистов:

«Специалисты по национализму, неоднократно писавшие об огромной мобилизующей силе национальной идеологии, отмечали огромное значение образа славного прошлого и великих предков и подчеркивали использование этого образа средствами массовой информации и школы для формирования идентичности и мировосприятия в целом».

Любые оценки недопустимы в моделировании прошлого. Прошлое есть прошлое и ничего более с точки зрения истории, которая призвана моделировать прошлое, пытаться составить представление о нем с максимальной честностью и, как купцы первой гильдии, по максимуму знания и совести. Как только прошлое превращается в славное прошлое, историческая наука уступает поле для нечистых игр политиков или рвущихся в политики идеологов. То же самое происходит при превращении предков в «великих».

В сороковых годах XX века Сталин надеялся расширить советскую территорию за счет лежащих южнее Закавказья иранских и турецких областей. Сразу же были вытащены на поверхность труды историков относительно этногенеза народов Закавказья.

«Тогда даже на уровне центральной власти всячески приветствовались поиски грузинских предков в Малой Азии, объявление Хайасы колыбелью армян и обнаружение азербайджанского наследия в древней Мидии» (Стр. 506–507).

Неоднократное изменение политических целей заставляло историков многократно менять представления о далеких предках и истоках этногенеза собственного народа, подгоняя оные под очередные политические задачи нового руководства. Проститутка на то и проститутка, чтобы исполнять любое, даже самое извращенное пожелание клиента: если политика хорошо платит, продажная девка история займет любую, ей приказанную позицию, выполнит любые, самые извращенные пожелания политики или идеологии. Пардон, я забыл, что обещал говорить о куртизанке, а не о проститутке. Хотя, по большому счету, принципиальной разницы между ними все-таки нет.

Исторические мифы играют сегодня в большой степени роль массовой религии. В традиционные религиозные мифы верят все меньше и меньше, священникам и церквям, религиозным общинам и институтам во все большей мере отводят функцию социальной защиты, помощи нуждающимся и человеческого общения. Вера же все больше переносится на мифы, созданные историками и освященные их статусом ученого, имеющего пока еще высокий общественный вес.

Глава 8 книги Шнирельмана, озаглавленная «Поиски исторической концепции и большая политика», начинается с крайне сомнительного утверждения, воспринимаемого читателем ― по крайней мере вне контекста ― как прямое обоснование «работы на политику» исторической науки:

«Едва возникнув, новое государство должно обращаться к истории, чтобы подкрепить глубокой древностью и непрерывностью исторической традиции свое право на существование. Так происходило во всем мире, не избежал этого и Азербайджан».

Очень жаль, что автор в целом правильно понявший ту пагубную роль, которую играет проституция историографии клиентами от политики, усмотрел в этой действительно широко распространенной, но ни в коем случае не тотальной и не соответствующей нормам международного права практике, нечто обыденное. Согласно нормам международного права легитимность каждого нового государства определяется его признанием уже существующими государствами (по крайней мере, значительным их числом) и его вхождением в сообщество независимых государств путем членства в международных организаций разного уровня. Как правило, все сомнения по поводу легитимности исчезают после приема нового государства в состав членов ООН.

В свое время отдельные штаты на территории Америки стали независимыми государствами после признания их независимости Великобританией (а за ней и другими ведущими странами мира), хотя ни о какой «глубокой древности и непрерывной исторической традиции» в их случае речь не могла идти. В процессе деколонизации (распада колониальных империй) десятки стран приобрели государственную независимость на основе недавнего колониального прошлого, чаще всего не имевшего никакой связи с исторической традицией. Древняя история большинства таких стран не была в этот момент никому известна или же ее исследование находилось в зачаточном состоянии.

Разгул национализма после развала «социалистического лагеря» не ограничился, к сожалению, бывшей территорией Советского Союза. Даже в столь «цивилизованной» стране как Чехословакия он привел к распаду на два государства, правда, к распаду мирному и максимально цивилизованному.

Не обошлось без массивного участия историков и в многочисленных балканских конфликтах. Впрочем, историческое вранье имело здесь, как и практически везде в этом мире, давнюю традицию. Так, Андрей Шарый в своей книге «После дождя. Югославские мифы старого и нового века» (М.: НЛО, 2002), рассказывая об идеализации династии Петровичей-Ньегошей в современной Черногории, резюмирует (стр. 58–59):

«О просвещенном монархе Николе, отце народа, в Цетинье и Подгорице с удовольствием рассказывают байки не только экскурсоводы: в последние годы черногорцы с большим увлечением куют новую версию национальной истории, во многом состоящую из переработанных на современный лад мифов и анекдотов. […] Пасторальная картинка народного благоденствия под орлиным крылом Петровичей за пределами Черногории и прежде, и теперь, подвергалась сомнениям».