Валентин Вишневский - Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика

Несколько дней я работал с формулярами: определял вес и характеристики отдельных блоков и вносил их в специальные бланки. Далее требовалось все просуммировать и определить общий вес изделия. Суммировал в столбик, как в школе, в результате чего каждый раз получал разные цифры.

— Давай спокойно и не торопясь определим этот вес вместе, — предложил Нырков, и мы пошли в его загородку, которую он называл кабинетом.

Я воспользовался этим случаем, чтобы поговорить с полковником о будущей работе:

— Товарищ полковник, чем я буду заниматься после окончания работы с документами?

— Я направлю вас к автоматчикам. Там работа интересная, и ее всегда хватает.

— Но я же радист. Хотелось бы работать по специальности.

— В армии все может быть. Вот я специализировался по ПУАЗО, а приходится работать с изделиями. Радио вы и так знаете. А чтобы освежить знания по специальности, я вас буду иногда отправлять на работы по испытаниям и проверкам радиоаппаратуры.

— Теперь у меня еще есть личный вопрос.

— Квартиру получили? — поспешил перебить меня «дед».

— Да. Комнату в общежитии вместе с Пересторониным. Я ведь холостяк.

— Холостяк — это хорошо: любая Дунька в твоем распоряжении. Только не бери в жены первую попавшуюся. Смотри, чтобы родители были чистые, не было родственников где-нибудь в Америке. А то могут к нам и не пустить.

Полковник Нырков старался свое слово сдерживать: время от времени он направлял меня на проверки аппаратуры радиоканала и «трубок Векшинского», которые стали к нам поступать как новые источники нейтронов. Но большая часть времени все же уходила на такелажно-монтажные работы. Это была разгрузка ящиков с комплектующими составными частями будущих изделий, подача блоков на стапеля сборки, приборка и транспортировка свободной тары.

В «каменном городке» сдали в эксплуатацию новое общежитие. Я получил комнату вместе с Юрой Пересторониным. Наша комната № 18 на втором этаже была угловой, светлой и просторной. Окнами она выходила во двор, вокруг которого кольцом стояли частично еще недостроенные дома.

Юра Пересторонин любил поспать, а на работе — хотя бы позевать. 1956 г.

В комнате были две кровати с деревянными стойками, большой полированный шкаф для одежды, круглый стол, тумбочки и стулья. На столе, всегда застеленном свежей скатертью, неизменно стоял графин со свежей водой и два стакана. Об этом постоянно заботился обслуживающий персонал общежития. Он же производил в наше отсутствие уборку. Если добавить, что на полу был большой красный ковер, то на бытовые условия грех было жаловаться.

Одновременно с общежитием были сданы в эксплуатацию квартиры для вновь прибывших женатых офицеров. Получили квартиры супруги Бахаревы и Келеберденко.

В первый же вечер после переселения было устроено шумное новоселье. Для этого заранее был заказан пропуск в райцентр, и «гонец» привез целый чемодан спиртных напитков: водки и смородинного вина. На территории объекта официально соблюдался сухой закон, а посему спиртное не продавалось.

Новоселье было прекрасным поводом, чтобы познакомиться ближе с членами нашей сборочной бригады. Это были, в основном, старшие лейтенанты разных родов войск, которые после окончания училищ и курсов получили назначения в арсеналы. Служили охотно и безропотно. Все они пошли в армию добровольно, были пока еще неженатыми и считали за удачу получать повышенные оклады и разного рода надбавки (секретность, вредность и прочее). Внешне эти старлеи мало чем отличались друг от друга, да и фамилии у них были какими-то схожими: Клепинин, Мухлынин, Редькин.

Из наших, багеровских, были: Бахарев, Келеберденко, Камин, Дубикайтис, Пересторонин и я. Всех их, инженеров по образованию, из-за пресловутых финансовых трудностей пока держали на должностях техников. И хотя начальники убеждали, что это — временно, мы интуитивно чувствовали, что — надолго. За это время произойдет естественная сепарация по достижениям, проступкам и другим характерологическим качествам, так что некоторым своих инженерных должностей придется ждать очень долго. Не удивительно, что большинство из наших к службе относились прохладно, а некоторые стремились демобилизоваться.

Сослуживцы старлеи этого не могли понять, искренне удивлялись желанию уйти из армии, страшили низкими гражданскими окладами и просто смеялись над нашей, как они полагали, глупостью.

— Вот ты сейчас сколько получаешь? — спрашивает один из них.

— Со всеми надбавками и звездочками — 2530 рублей.

— А инженер на гражданке — 900 рублей, и никакой надежды на жилплощадь. Разница есть?

— Когда-нибудь встретимся в ресторане: мы, офицеры, и вы гражданские. Мы — сидим выпиваем, что хотим — едим, что хотим — заказываем, а вы заходите и считаете свои жалкие рублики. Потому что мы — можем себе позволить погулять, а вы — только покушать. Ведь сказано — от добра добра не ищут! — убеждал нас то ли Клепинин, то ли Мухлынин.

Понемногу я освоился в сборочной бригаде полковника Ныркова. Мне здесь даже стало нравиться. Работа разнообразная и живая, требующая физических усилий и определенной сноровки. Отношения членов бригады друг к другу доброжелательные, хотя и по армейски грубоватые, сопровождаемые соленым юмором и необидными подначками. К старшим офицерам часто обращаются по имени и отчеству, не подчеркивая чины и звания. Во время работы все держатся как равные. После Багерово я был удивлен гражданской атмосфере во взаимоотношениях, духом товарищества, особенно среди младших офицеров. Военщины как таковой, с ее уставами, караулами и другой официальщиной, здесь не было.

В разгрузочных работах участвовали все. 1956 г.

Начальник, хоть и хлопотливый в своей требовательности, но добрый и не злопамятный человек. Никакой формальной дистанции с подчиненными не держит, любит рассказывать и слушать жизненные истории и анекдоты. К тому же обладает актерскими данными. Как-то проезжали мы в автобусе мимо живописного места на опушке леса и полковник, глядя в окно, сказал:

— Неплохо бы дачку здесь построить. Но как ее построишь: стройматериалов нет, шифера на крышу не достанешь, рабочих не найдешь. Все надо выбивать, выпрашивать, добиваться разрешений.

Был бы я там, у капиталистов, поднял бы телефонную трубочку и сказал: «Алло, алло, мистер Браун? Это говорит полковник Нырков: мне надо построить дачу в Измайлово». И что бы вы думали: не успел бы полковник приехать домой, как его бы уже ждали с альбомом проектов, со сметой стоимости и вопросом — когда бы вы хотели иметь дачу. Вот я работаю в системе с первых дней ее основания, а дачи так и не имею. Правда, на хрен она мне здесь нужна. Но под Москвой — не отказался бы. — и полковник мечтательно прищурил, как кот на солнышке, свои узкие глазки.