А. Боханов - История России с древнейших времен до конца XVII века

Можно ли в этой цепи событий провести четкую границу между частной жизнью семьи Ивана III и его государственным бытием? Навряд ли. Наследственная монархия (не ограниченная ясными формулами конституционного устройства) вообще имеет неустранимый патримониальный привкус. Он может быть выражен слабо или же, наоборот, преобладать, но он есть всегда. В России, только что освободившейся от ордынской зависимости, с только что установленными государственными границами, с меняющейся сословно-групповой структурой и системой социальных связей в привилегированных слоях, с рождающимися на глазах институтами государственного центрального управления и его аппарата — этот признак монархического устройства был резко выражен. Практически все, даже малозначимые события в великокняжеской семье становились фактами публичной жизни. Так было и с брачными проектами относительно великого князя Василия: в 1499 г . у русских дипломатов возник план его женитьбы на датской принцессе Елизавете. Осуществление этого намерения, бесспорно, укрепляло позиции России в Прибалтике и могло разрешить вопрос о трех карельских погостах. Предложение не вызвало, однако, большого интереса у датской стороны; тем более, что принцесса вскоре была обручена с бранденбургским курфюрстом. В 1503 г ., после подписания перемирия с Литвой, Иван III через свою дочь, великую княгиню литовскую, пытался выяснить возможность брака Василия с одной из дочерей сербского деспота Иоанна, умершего в конце 1502 г . Но и эта акция не имела следствий. Три дочери Иоанна уже были замужем. Брачные наметки относительно Василия демонстрируют нерасторжимость интересов великокняжеской семьи и государства, резко раздвинувшийся горизонт внешнеполитических связей России. Но также и то, что она только еще вписывается в сложную систему общеевропейских контактов.

Выделим те сферы государственного строительства, где семейный контекст малозаметен. Символично принятие осенью 1497 г . первого общероссийского правового кодекса. Историческое значение Судебника 1497 г . как раз и заключалось в том, что нормы процессуального, гражданского, а отчасти административного права Московской земли были систематизированы и распространены на всю территорию государства. В нормах и статьях Судебника мало новизны, в нем даже не отразились важные реалии нового государственного устройства. Главное было в другом — в унификации правовых установлений, в упорядочивании самого процесса судопроизводства и порядка функционирования судебных инстанций — в центре и на местах. Московское право, по преимуществу в том виде, в каком оно складывалось на протяжении конца XIV—XV в., сведено теперь воедино, стало общероссийским правом. На местах правовые установления фиксировались уставными наместничьими грамотами, иными аналогичными текстами. Они основывались на Судебнике 1497 г ., но были самодостаточны как для тех, кто управлял, так и для тех, кем управляли. Общероссийское право по преимуществу продолжало функционировать как совокупность текстов документов, каждый из которых был территориально ограничен. И здесь мы видим признаки только еще становящегося централизованного государства.

О каких институтах умолчали авторы Судебника 1497 г .? О двух центральных ведомствах, истоки которых уходят в более раннее время, но ставших именно в последней трети XV в. общероссийскими ведомствами. Речь идет о великокняжеских Казне и Дворце (с определенного момента — совокупности Большого и областных дворцов). В деятельности этих учреждений отчетливо проявились общегосударственные функции, связанные с взиманием и контролем над поступлением денежных и натуральных налогов и оброков, с контролем над оборотом земель, прежде всего конфискованных и переходивших в фонд великокняжеских владений, с контролем над функционированием системы кормлений, с контролем над несением военной службы основной массой уездного дворянства. Почему о них ничего не сказал законодатель, в общем понятно: он преследовал иные цели и центральные ведомства интересовали его только под углом зрения судебных функций. А в этом отношении дворецкие и казначеи не отличались принципиально от тех, кого Судебник именует боярами: и те, и другие обладали правом боярского суда.

Именно эти учреждения стали колыбелью великокняжеских канцелярий. В них формировались кадры управленческого аппарата — дьяков и подьячих. Если при Василии Темном известны немногие подобные лица, то за годы правления Ивана III счет идет уже на десятки. Какого они происхождения, эти люди, в руках у которых оказались многие важные нити государственного управления и контроля, государевы доходы и расходы, воеводские и наместничьи назначения? Обычно, вслед за князем Андреем Михайловичем Курбским, в дьяках и подьячих видят по преимуществу выходцев из «людского всенародства», главным образом из поповских детей. Им-то книги, документы, гусиное перо с чернильницей были куда сподручнее, чем сабля, шлем и воинский доспех. Это не совсем так, а в определенные моменты — во многом не так. Среди дьяков нередко преобладали выходцы из служилых детей боярских центральных уездов В складывавшейся структуре чинов государева двора то был путь довольно быстрого повышения социального статуса этих фамилий

Эпоха Ивана III — время становления еще одного важнейшего государственного института России, Боярской думы. Нередко то, что известно об этом важнейшем органе государственного быта страны в XVII столетии, переносят на более ранние времена. Это просчет. Конечно, совет при любом монархе существовал в России (как и в других средневековых странах) издревле. К середине XV в. сложилась многовековая традиция, определявшая процедуру работы этого института. Но именно в годы княжения Ивана III поменялось слишком многое. При нем возникло и укрепилось узкое значение самого термина «боярин», т.е. официального с момента получения пожизненного статусного ранга члена совета при великом князе Нам неизвестно, как происходили пожалования в бояре при Иване III, но какая-то процедура утвердилась. Дума постепенно приобретала черты представительности от разных слоев формировавшейся тогда аристократии. В персональном ее составе это реализовывалось в двух планах: ведущим был фамильно-родовой, менее существенным — территориальный.

Уже тогда Дума обрела внутреннюю структуру. Помимо высшего думного чина существовал более низкий — окольничие. Для решения конкретных вопросов Дума выделяла (по распоряжениям великого князя) временные комиссии. Обычно речь шла о международных переговорах или судебном разбирательстве: нескольким боярам в Москве как высшей судебной инстанции докладывались дела, предварительно разбиравшиеся судьями низшей инстанции. Функции и прерогативы Думы расширялись по мере усложнения в дифференциации задач государственного управления. Он постепенно превращается в «соправительствующий» opraн при монархе в едином государстве. Потому, кстати, и была столь болезненной опала князей Патрикеевых и Ряполовских в 1499 г . Важно, что Дума становится ядром сословной организации благородной части общества. В государевом дворе, который переживал при Иване III существенные изменения, она стала высшей его частью, задававшей тип связей в рамках этого социального института (в нем объединялась аристократическая и политическая элита российского дворянства). Дума также — ядро совещательных органов широкого состава, созывавшихся великим князем в канун решительных событий.