А. Боханов - История России с древнейших времен до конца XVII века

Несомненно, преобразования конца 40-х — начала 60-х годов имели комплексный, программный и структурный характер. Были сформулированы определенные направления и последовательность реформ (на начальном этапе несомненна их спонтанность), они охватили основные сферы общества и государства, серьезным изменениям подверглись отношения и институты, а не отдельные учреждения. Налицо преемственность с тем, что развивалось в конце XV — первой трети XVI в. Но далеко не все из принципиальных перемен середины XVI в. имеет прямые истоки в предшествующей практике. Отмена кормлений — яркий пример тому. Подчеркивание возврата к порядкам «дедовых и батьковых уставов» оправдано лишь отчасти. Нередко за этим скрываются стереотипы средневекового мышления: новое — целенаправленно и неосознанно — облачалось в старое, привычное одеяние.

Конфессиональные приметы вообще пронизывают и содержание многих перемен, и их словесное истолкование. Мирское (т.е. общественное) устроение рассматривалось как путь к воплощению нравственных требований «светлой веры» в правильно организованном православном царстве. Недаром в «судебные книги» были включены нормы о церковных наказаниях за лжесвидетельство. Не случайно возникли правовые сборники, куда вошли и светское законодательство, и нормы церковного права. Церковный собор утвердил не только царский Судебник, но и формуляр уставных земских грамот. В самой же работе Стоглавого собора активное, деятельное участие приняли царь и члены Боярской думы. В практике 40—50-х годов совместные заседания церковных иерархов со светскими «синклитами» были заурядным фактом. Если православный идеал симфонии светской и церковной властей осуществлялся когда-либо в России, то эпоха «Избранной рады» была к нему ближе всего.

Выразителен культурно-идеологический контекст преобразований. Это были годы реализации грандиозных замыслов. «Великие Четьи-Минеи» митрополита Макария — полный свод рекомендованных к чтению богобоязненным христианам сочинений, обращавшихся в русской рукописной традиции. Включая жития всех русских святых, в том числе канонизированных на Соборах 1547 и 1549 гг. 12 огромных томов, по одному на каждый месяц. Три редакции «Летописца начала царства» — панегирик правлению Ивана IV, начиная с венчания и вплоть до победоносного начала Ливонской войны (30—40-е годы описывались не столь радужно). «Книга степенная царского родословия» — монументально-историческое сочинение на тему всемирной роли Российского православного царства, происхождения царствующей династии (естественно, от императора Августа и его брата), преемства московскими государями наследия Древней Руси. И одновременно — история святости и служения российской церкви. История в лицах — монархов, иерархов, святых. «Домострой», вобравший в себя поучения о священническом строении, наказы о мирском и домовном устроении. Стоглав, регламентировавший богослужебную практику белого духовенства и все устройство монастырской жизни. Наконец, комплекс росписей и икон, иконография сюжетов которых была задана той же установкой: воплотить феномен российской государственности и церкви в рамки всемирной истории от сотворения мира. То же стремление к упорядочиванию, к универсализму (конечно, в меньших масштабах) проглядывает в отмеченных памятниках: государевом родословце, государевой разрядной книге, Судебнике 1550 г ., последовавших за ним судебных книгах центральных ведомств. Что отнюдь не отменяет, а наоборот усиливает их прагматическую нацеленность.

Эпоха реформ породила особый и притом распространенный тип «воинника — администратора—дипломата», постоянно интересующегося и живо откликающегося на современные достижения ума и веры. Алексей Адашев — редактор-составитель и возможный автор «Летописца начала царства», государевых родословной и разрядной книг, ряда узаконений и некоторых правовых руководств. Человек аскетического стиля жизни и нелицемерного благочестия. И.М. Висковатый — фактический глава Посольского приказа, полемист-начетчик, попытавшийся доказать неканоничность некоторых росписей и икон при восстановительных работах, которые велись по инициативе и под надзором митрополита Макария. Его умствования сверхортодоксального свойства были отклонены на церковном Соборе, а его инвективы в адрес духовенства были осуждены. Взгляды же Матвея Башкина, царского дьяка, а позднее дворового сына боярского, были осуждены как еретические. Наконец, два имени, чей авторский пыл пришелся на последующие годы, а кругозор и стиль сформировались, бесспорно, по преимуществу в эпоху «Избранной рады». Это князь Андрей Курбский, полагавший себя учеником Максима Грека и оставивший множество сочинений разных жанров, отменно изысканных по композиции, по языку, по стилю. И, конечно же, царь Иван, автор множества темпераментных посланий и ряда богослужебных текстов. Он был «добре навычен божественным и святоотеческим писаниям», но вряд ли выделялся этой приметой из окружения знати старшего и среднего поколений.

Многих из них Курбский награждал эпитетами, подразумевавшими и начитанность, и душевную склонность к правильному ходу суждений. Адресатами посланий иерархов и мудрствующих лиц нередко были вельможи. Что подразумевает их способность воспринять содержание текста, обращенного к ним. «Мужи разумные и совершенные, предобрые и храбрые, в военных и земских вещех по всему искусных» — не недостижимый идеал для Курбского, но кадровая реальность (употребим этот современный оборот из-за его смысловой выразительности) 50-х годов XVI в. Налет идеализации у князя присутствует, но в принципе он был прав. Всего несколько имен. Блестящие полководцы, «искусные в советах и управлении» князья А.Б. Горбатый-Шуйский, М.И. Воротынский, Д.И. Немой-Оболенский, М.П. Репнин, B.C. Серебряный, сам князь Андрей Михайлович и немало иных. Опытные администраторы, искусные дипломаты, отнюдь не чуждые бранной славы — И.П. Федоров, князь Д.И. Курлятев, Д.Р. Романов-Юрьев, В.М. Юрьев. И, конечно, Алексей Адашев — не фаворит-временщик, отталкивающий от кормила управления всех иных и жадно распоряжающийся попавшей в руки властью. И тем более не глава правительства, точнее — Боярской думы. Но — главный движитель намеченных реформ, рабочий координатор правительственной деятельности Думы, Казны, иных центральных ведомств, фактический глава внешней политики в течение ряда лет. Он задавал идеологические установки в текстах и в свершениях. Но — в сотрудничестве с большим числом авторитетных и влиятельных лиц, в кооперации усилий с теми, кто по заслугам и великим трудам (как и сам Алексей Адашев) сделали удивительные карьеры на ниве управления. Достаточно назвать имена И.М. Висковатого, И.Г. Выродкова, Н.А. Курцева, Х.Ю. Тютина, занявших посты глав Казны, ведомств областных дворцов, приказов. Их происхождение в лучшем случае не поднималось выше весьма скромно-дворянского, а в других случаях уходило в «городское всенародство». Обилие талантов, их заметность — лучшее свидетельство эффективности курса в 50-е годы.