Георгий Холопов - Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)

- Я у тебя кое-что возьму из снимков и с очерком о пожаре отправлю в... Москву, в журнал "Красная панорама".

- Пожалуйста, бери хоть все!

В десятом часу они вышли из ресторана и на Ольгинской разошлись в разные стороны.

На улице было многолюдно.

В витринах магазинов, у кинематографов, на крышах домов - везде и всюду мелькали огни световых реклам. Синие, красные, зеленые, они зазывали на "Поплавок", в ресторан-кабаре "Кружок артистов", на Веру Холодную в картине "Позабудь про камин, в нем угасли огни", на грандиозный салонно-трюковый фильм "Авантюристка из Монте-Карло" с участием "несравненной Эллен Рихтер". Мелькали рекламы - торговые и газетные, рекламы гостиниц и винных погребов.

Гюнтер вошел в игорный дом, предварительно выпив в погребке бутылку великолепного "напареули". Играл он большими ставками и быстро привлек к себе внимание игроков. Его окружили, так как многие знали его как азартного игрока. По мере того как деньги переходили к нему, крупье все более краснел и нервничал; он возвышался над большим овальным зеленым столом, длинной лопаточкой ловко захватывал деньги, фишки, карты и нежным, девичьим голосом выкрикивал:

- В банке десять миллиардов. Кому карту? Пожалуйста. Прошу открыть карту. У партнера семь, у банкомета... мета... мета... шесть!

Гюнтер выделил банкомету долю с выигрыша, тот низко поклонился ему: "Мерси, месье!" - и в свою очередь выделил часть из этих денег сидевшей против него сердитой даме, которая проверяла отчисления в пользу казино, а также проверяла и его, крупье.

Гюнтер перешел к индивидуальным столикам.

Вино начинало действовать, и он хмелел. Игроки, окружавшие его за столом, лестью и мелкими проигрышами старались затянуть его в игру, чтобы потом правдой или неправдой его обыграть... Он все более хмелел и все чаще и чаще перебирал очки.

В конце зала, у дверей, вдруг послышалась громкая ругань.

Гюнтер разобрал голоса рыжеволосых парней. Потом затеялось что-то вроде драки, на шум и крик стал сбегаться народ со всех концов зала. Он метал банк, в банке была большая сумма, игроки сидели прикованные к банку, и никто из них не думал покидать свое место.

Тогда он встал и, к великому неудовольствию партнеров, подошел к толпе.

Гюнтер услышал голос Остапа:

- Проклятые буржуи, вот подожжем вашу хазу, тогда узнаете нас!

Пьяных Остапа и Аркашу, видимо, уже выгнали из игорного зала, ибо когда Гюнтер очнулся от минутного, вдруг на него нашедшего полного опьянения, то вокруг него уже никого не было.

Гюнтер оставил казино и, перейдя улицу, темным Ашумовским переулком поднялся в Крепость, кое-как добрался домой...

В столовой сидели некоторые из членов ордена и среди них гости: Федор Быкодоров и вернувшийся из Персии Фердинанд. Скуластый, с раскосыми жесткими глазами, с редкими щетинистыми усами, Фердинанд выглядел мрачнее обычного. Он встал первым и приветствовал Гюнтера по-восточному. Саша Чахмахсазов, видимо, уже был пьян и дремал на стуле. Быкодоров, как всегда трезвый и себе на уме, приветствовал его глазами и своей змеиной улыбкой.

Гюнтер стоял посреди комнаты, страшно пьяный, но еще не теряющий сознания, чувствуя степень своего опьянения и страха. Он долго и бессмысленно смотрел на стол, на кусочки тающего льда на блюде, на искрящиеся на свету рюмки, полные вина, пока не перевел взгляд на оттоманку. Там, на развернутом японском халате с вышитыми золотом и серебром драконами, лежали золотые тюбики губной помады, флаконы с духами, маленькие продолговатые коробочки с кокаином, коробочки пудры, чулки, шарфы, отрезы индиго и шевиота, персидской чесучи и шелков.

Фердинанд встал, протянул Гюнтеру пачку привезенных писем, по которым Гюнтер мог получить нужные ему деньги от персидских купцов, живущих в Баку.

Пирата Фердинанда (туркмена Бердиниата Магомет-оглы) еще до недавних времен на Каспии знали как жестокого грабителя и убийцу. На небольшом киржиме под парусами, с пятью головорезами, в свирепый шторм и бурю он совершал свои стремительные нападения на небольшие торговые суда персов и туркменов. В годы революции и интервенции Фердинанд вдруг пропал куда-то бесследно, и о нем не слыхать было вплоть до прошлого года, когда он вновь появился на Каспии.

Навсегда забросив грабежи, Фердинанд теперь занимался контрабандой, переправкой золота персидских купцов из Баку на их родину, а с некоторых пор обслуживал и орден "Пылающее сердце", для которого из Персии от мистера Леонарда Симпсона перебрасывал людей вроде Федора Быкодорова и доставлял почту и деньги.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Пожар в Сураханах бушевал шестой день...

Поиски поджигателей оказались бесплодными. Была надежда узнать кое-что от старика сторожа. Но сторож, так и не придя в сознание, умер от ожогов, и вся эта история, как и два других загадочных пожара в начале года, до поры до времени осталась окутанной мраком неизвестности.

Кирову было одно ясно: в городе существует диверсионная организация и борьбу с нею надо повести всеми возможными средствами.

Ночью, прямо с пожара, прихватив с собой командира караульного полка Илюшина, он поехал по бакинским нефтепромыслам, нефтеперегонным заводам, нефтеналивным пристаням, нефтехранилищам и перекачным станциям. На других машинах следовали рабочие бригады.

Ехали в Черный город. Было холодно, ветер выл в степи.

- Ты видел, из какого ружья этот сторож стрелял по беглецам? обернулся Киров к Илюшину.

- Нет, Мироныч. А что? Наверное, обычная трехлинейка.

- Да, жаль, что не видел... А знаешь, что значит по-азербайджански "дайан-долдурум"?

- Нет. По-ихнему еще не выучился.

- Плохо... Так вот, сторож стрелял из "дайан-долдурума". В переводе ружье называется: "Ты постой, подожди, а я вот выстрелю в тебя". Метко сказано, а? Сторожа в этих промысловых охранах вооружены допотопными берданками! Берданками! Выстрелить из них - целое событие? Событие! Ты вот попробуй пострелять! Я уже пробовал. Тут не то что в движущуюся цель не попадешь, тут... вообще никуда не попадешь!

- "Дайан-долдурум"? Действительно, метко сказано, - пробормотал Илюшин.

- Эти берданки лучше и не назовешь. Почаще будешь бывать в народе не то еще узнаешь.

- А я и бываю, Мироныч, все время только и ношусь по промыслам.

- Значит, без толку носишься... А ты заметил, какого возраста был этот сторож?

- Да лет так на семьдесят.

- А как ты думаешь: если бы вместо этого семидесятилетнего старца (к тому же заметь: больного трахомой!) на посту стоял молодой, хорошо обученный, меткий и зоркий боец, вооруженный трехлинейной русской винтовкой, то поджигатели убежали бы или нет?

- Нет, Мироныч, не миновать бы им пули.

- Наверняка! И мы бы теперь знали, кто они и кем подосланы. А так никто ничего не знает!