Дмитрий Иловайский - Разыскания о начале Руси (Вместо введения в русскую историю)

Известный специалист по славянству, профессор Варшавского университета г. Макушев, в своей критике "Истории болгар" Иречка, коснулся и моего исследования об их происхождении (Ж. М. Нар. Пр. 1878 г. Апрель). Этому основному в истории болгар вопросу он посвятил немного внимания, всего около пяти страниц; но и тут успел высказать довольно много погрешностей фактических и критических. Кому сколько-нибудь знакомому с данным вопросом неизвестно, что главным основанием для Шафарика и других считать болгар не славянами послужила их связь с гуннами. В моем исследовании указано на это основание и приведены самые источники, где болгарские народы причисляются к гуннам. Г. Макушев замечает, что "это положительно неверно", т. е. что такого основания не было. И затем приводит из Шафарика цитату, меня подтверждающую, прибавляя, что Шафарик "говорит не об имени, а о родстве болгар с гуннами". Да родство-то это на чем же он основывал, если не на том, что болгары у некоторых писателей называются гуннами? Дело в том, что я в своем исследовании старался выделить болгар из общей массы тех народов, на которые распространялось имя гуннов; вопрос о гуннах Аттилы считаю пока открытым; "но каково бы ни было его решение, болгаре во всяком случае останутся чистыми славянами" (Розыск. о нач. Руси, 410. Перв. изд.). Следовательно, как же можно было утверждать, что название болгар гуннами не послужило главным основанием для теории Шафарика и других о финском или угорском происхождении болгар.

Далее г. Макушев говорит, что "арабские писатели строго отличают болгар от славян и Руси и сближают их с хазарами". Опять не понимаем, как можно говорить подобную неправду, вопреки самым положительным свидетельствам. А главнейшие свидетельства мною указаны. В действительности арабские писатели не только не различают строго, а напротив, смешивают болгар со славянами, и сами Камские болгаре считали себя народом, смешанным из турок и славян. Таким смешанным народом я их и признаю. О моих филологических доказательствах г. Макушев выражается кратко, что они "несостоятельны и произвольны". По его словам выходит, будто я положительно объясняю Куврата коловратом, Батбая батюшкой и т. д., а между тем я предлагаю только примерные сближения. Какие из них окажутся удачны, какие неудачны, пусть решит беспристрастная филологическая наука; может быть, некоторые она примет к сведению. Но пока никто не дал ровно никаких объяснений для этих имен; мы встречаем только голое заявление, что они якобы не славянские и не могут быть славянскими. Возьмем хоть имя Кормисош. Спрашиваю: "почему бы оно не могло быть славянским? почему, например, оно не может быть одного корня с словами кормило и кормчий, или корм и кормилец?" В самом деле, пусть г. Макушев по всем правилам филологического искусства попытается доказать, что этого не может быть на основании таких-то и таких-то лингвистических законов. Голословно-то отрицать может всякий; для этого не нужно быть ученым специалистом.

Любопытны также рассуждения г. Макушева об этнографических чертах, которые будто бы ясно как день доказывают неславянство болгар. Правда, от некоторых из этих черт, сгруппированных Шафариком, он уже отказывается (клятва на обнаженном мече, употребление человеческих черепов вместо чаш, и проч.), но все еще решительно стоит за другие, которые, по его словам, "противоречат положительным нашим сведениям о быте, нравах и обычаях не только славян, но и родственных (т. е. арабских) народов". В числе этих ужасных туранских черт все еще находятся - конский хвост вместо знамени, тюрбаны на головах, сидение поджав ноги и проч. Замечательны эти тюрбаны или чалмы, которыми толкуются слова источника ligatura lintei (буквально: полотняная повязка). Во-первых - почему это непременно означает ничто другое, как чалму? А во-вторых - откуда г. Макушев почерпнул такое сведение, что чалма есть признак финской народности? (Он считает болгар финнами вслед за Шафариком.) Из источника видно, что новообращенные болгаре, входя в церковь, не снимали свой обычный головной убор. В глазах Шафарика это был явный признак неславянства; для его времени оно и неудивительно. Но г. Макушеву, заявляющему притязания на "положительные сведения о быте" славян, должно бы быть известно, что, например, русские князья еще в конце XI века слушали богослужение в храме, не снимая клобуков. Для Шафарика и "принятие святыни распоясавшись" было признаком неславянства. А между тем митрополит Киприан еще в 1395 году в своем послании псковскому духовенству поучает, чтобы мужчины, приступая к святому причастию, припоясывали свои шубы и опашни (Ак. Ист., I, 18). Или что это за доказательство туранского происхождения, если на знаменах болгар-язычников (или выходящих из язычества) развевался конский хвост? Откуда мой противник почерпнул убеждение, что такое знамя могли употреблять только финны (прибавим и турки) ? Известно ли ему, что монголо-татарские ханы на главных своих знаменах, предпочтительно перед конскими, употребляли хвосты яков, т. е. буйволов.

Мы не обвиняем г. Макушева в недостатке сведений. Его труды по некоторым отделам славянских древностей известны и весьма почтенны. А всего знать невозможно. Мы хотим только сказать, что не следует так поверхностно относиться к одному из важных вопросов, входящих в круг его специальности. Чтобы высказывать свой решительный приговор над моим исследованием, надобно было подкрепить этот приговор какими-либо действительно научными доводами.

Г. Макушев говорит, что учение Шафарика о финском происхождении болгар было развито Гильфердином и Дриновым. Кто справится с трудами этих уважаемых славистов, найдет там простое последование за мнением Шафарика, а не какое-либо научное развитие этого мнения. В том-то и дело, что, не подвергая его всестороннему критическому анализу, они сделали его исходным пунктом для своих трудов относительно болгар. Возьмем главное сочинение Дринова, " Заселение Балканского полуострова славянами", сочинение, исполненное эрудиции и многих дельных суждений. Он доказал, что переселения славян на полуостров начались с конца II века по Р. X. и потом все усиливались, так что в VII веке славянское население является уже сплошною массою. С севера, из Паннонии и от Карпат, перешли сюда племена сербо-хорвато-словинской ветви. Дринов основательно отвергает рассказ Константина Багрянородного о переселении всего сербского племени за Дунай и Саву только в VII веке, во времена императора Ираклия, и вообще западная, т. е. Сербская часть полуострова выяснена у него удовлетворительно. Но нельзя того же сказать о восточной, т. е. Болгарской части. Перечисляя имена славянских народцев, здесь поселившихся, он совсем не обратил внимания на самих болгар, хотя и приводит известия, которые указывают на их движения за Дунай, под этим именем, уже в V веке. Говоря о берзитах, смолянах, сагудатах, драговичах и пр., он как бы не подозревает той простой истины, что это только части все того же болгарского племени. Называя рассказ византийцев о приходе Аспаруха (собств. Аспариха) с болгарами в 678 г. баснословным, он всетаки следует этому рассказу и верит в необычайно быстрое основание и распространение Болгарского государства. Указывая в славяно-болгарском языке следы разных стихий, как-то: древних обитателей (Фракийского семейства), римлян, греков, германцев, сербов, румын, он совсем упустил из виду самый естественный вопрос: как же это болгары, господствуя над славянами и потом сливаясь с ними, не внесли никакого финского элемента в язык покоренных, будучи сами финнами?2