Энн Эпплбаум - Паутина Большого террора

И все же, наряду с рассказами о грубом и животном сексе, во многих воспоминаниях приводятся столь же невероятные истории о лагерной любви. Иногда она начиналась с простого женского желания получить защиту. По своеобразному лагерному правилу, о котором упоминает Герлинг-Грудзинский, женщину, имеющую «лагерного мужа», другие мужчины не трогали [1077] Герлинг-Грудзинский, с. 147. . Такие «браки» не всегда были равными: приличные женщины порой начинали жить с ворами [1078] Фрид, с. 187. . И не всегда, как мы видим из воспоминаний Руженцевой, женщина имела здесь свободный выбор. Но неправильно было бы сводить все к принуждению и проституции. Как пишет Валерий Фрид, «скорее это были браки по расчету — а иногда и по любви». Даже если отношения возникали по чисто практическим причинам, заключенные относились к ним серьезно. «Про сколько-нибудь постоянную любовницу зек говорил „моя жена“, — пишет Фрид. — И она про него — „муж“. Это говорилось не в шутку: лагерная связь как-то очеловечивала нашу жизнь» [1079] Там же, с. 187–188. .

И, как ни удивительно, заключенные, если они не были слишком истощены или больны, искали любви. Анатолий Жигулин пишет о своей лагерной возлюбленной, которой была политическая заключенная — «веселая, добрая, синеглазая, золотоволосая» немка Марта. Потом он узнал, что Марта родила от него дочь. Была осень 1952 года.

«Всего полгода оставалось до смерти Сталина. А после смерти Сталина всех иностранцев (кроме настоящих преступников) сразу освободили. Так что Марта с ребенком, если не случилось какого-либо несчастья, уехала домой» [1080] Жигулин, с. 128–133. .

Воспоминания лагерного врача Исаака Фогельфангера порой читаются как роман, герой которого, минуя опасности, с которыми сопряжена связь с женой лагерного начальника, вкушает радости подлинной любви [1081] Vogelfanger. .

Люди, лишенные всего, так отчаянно тосковали по личным отношениям, что иногда у них завязывалась длительная платоническая любовная переписка. Больше всего таких случаев было в конце 40-х в особых лагерях для «политических», где женщин и мужчин держали строго раздельно. В Минлаге заключенные разного пола обменивались посланиями через работников лагерной больницы. Была разработана «целая механика» переписки: например, в точке, где пересекаются пути женских и мужских бригад, какая-нибудь женщина роняет бушлат и тут же поднимает. При этом она незаметно берет сверток оставленных писем и точно такой же сверток кладет. Позже его заберет кто-либо из мужчин [1082] Ситко и Печуро, интервью с автором. . Были и другие способы: «В определенный час определенные лица из заключенных той или другой зоны в определенном месте перебрасывают письма от женщин к мужчинам от мужчин к женщинам. Так называемые „почтальоны“» [1083] Кауфман, с. 223. .

Такие письма, вспоминает Леонид Ситко, писались «мельчайшим почерком на мельчайшей бумаге». Подписывались псевдонимами: он сам, к примеру, был «Гамлетом», его корреспондентка — «марсианкой». Он «познакомился» с ней через своего товарища, который обменивался письмами с одной заключенной, и та сказала ему, что одна женщина в ее бараке сильно грустит из-за разлуки с сыном, которого родила перед арестом. Они стали переписываться и один раз даже сумели встретиться, подкупив часового [1084] Ситко, интервью с автором. .

Порой в поисках родственной души люди прибегали к еще менее обычным способам. В Кенгирском особом лагере некоторые заключенные (почти все «политические», совершенно отрезанные от семей, друзей, мужей, жен) завязывали длительные, насыщенные отношения с зэками другого пола, которых они никогда не видели [1085] Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ», часть третья, гл. 8 (мал. собр. соч., т. 6, с. 159). . Заключались и браки через стену, разделявшую мужскую и женскую зону, — браки между литовцами и литовками, ни разу между собой не встречавшимися.

«Ксендз… свидетельствовал письменно, что такая-то и такой-то навеки соединены перед небом».

Такая любовь существовала, хотя лагерное начальство возвело между зонами высокую стену, пустило сверху колючую проволоку и запретило зэкам подходить к стене. Говоря об этих браках вслепую, Солженицын мгновенно отбрасывает горечь и сарказм, которыми проникнуто почти все, что он пишет о лагерных отношениях: «В этом соединении с незнакомым узником за стеной… мне слышится хор ангелов. Это — как бескорыстное созерцание небесных светил. Это слишком высоко для века расчета и подпрыгивающего джаза» [1086] Там же. .

Если любовь, секс, сексуальное насилие и проституция были частью лагерной жизни, то, следовательно, такой же ее частью были беременность и роды. Помимо приисков и строительных площадок, лесных делянок и штрафных изоляторов, бараков и телячьих вагонов, в ГУЛАГе были родильные палаты, «мамочные» лагеря, ясли и детские сады.

Не все дети ГУЛАГа рождались за колючей проволокой. Некоторых «арестовывали» вместе с матерями. Правила, по которым это делалось, всегда были расплывчатыми. В оперативном приказе за 1937 год «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины» сказано, что беременные и кормящие матери аресту не подлежат [1087] «ГУЛАГ: Главное управление лагерей», с. 106–110. ; однако в приказе за 1940-й говорится, что при поступлении в тюрьму кормящих матерей дети «содержатся в тюрьме до полутора лет, т. е. до того возраста, когда ребенок перестает нуждаться в материнском молоке». После этого «дети передаются родственникам или в органы здравоохранения» [1088] ГАРФ, ф. 9401, оп. 1а, д. 66. .

На практике беременных и матерей с грудными детьми арестовывали регулярно. Во время рутинного осмотра прибывшего в лагерь этапа один лагерный врач обнаружил женщину, у которой уже шли схватки. Ее арестовали на седьмом месяце беременности [1089] Кауфман, с. 188–189. . Другую женщину, Наталию Запорожец, отправили в ссылку на восьмом месяце беременности. После езды в тряских вагонах и в кузове грузовика она родила мертвого ребенка [1090] Наталия Запорожец, в кн. «Доднесь тяготеет», вып. 1, с. 532–539. . Художница и автор воспоминаний Ефросиния Керсновская помогала принимать ребенка, который родился в вагоне во время этапа [1091] «Дети ГУЛАГа», с. 428. .

Детей старше грудного возраста тоже «арестовывали» вместе с родителями. В начале 20-х годов одна заключенная написала из тюрьмы Дзержинскому едкое письмо, где «благодарила» его за арест ее трехлетнего сына: тюрьма, пишет она, гораздо лучше детского дома, который она называет «фабрикой ангелов» (то есть мертвых детей) [1092] Там же, с. 41–42. . Сотни тысяч детей были фактически арестованы вместе с родителями во время двух грандиозных кампаний высылки — «кулацкой» начала 30-х годов и «этнической» во время и после Второй мировой войны.