Энн Эпплбаум - Паутина Большого террора

На питание влияли и внешние по отношению к ГУЛАГу события: например, во время Второй мировой войны поставки продовольствия нередко прекращались совсем. Наихудшими были 1942 и 1943 год, когда еды не хватало повсюду (ГУЛАГ, разумеется, снабжался отнюдь не в первую очередь). Бывший колымский заключенный Владимир Петров вспоминает пять дней, в течение которых продовольствие в лагерь не привозили вообще:

«На прииске начался самый настоящий голод. Пять тысяч человек не получали ни куска хлеба».

Ложек и посуды тоже постоянно не хватало. Петров пишет:

«Суп, который выдавали теплым, успевал покрыться льдом, пока человек ждал очереди воспользоваться ложкой. Видимо, поэтому большинство предпочитало обходиться без ложек» [734] Petrov, с. 216 и 178. .

Другая заключенная считала, что спасла свою жизнь, выменяв на хлеб

«поллитровую эмалированную кружку… Если у тебя есть своя посуда, ты получаешь первым вершки — а жир-то весь сверху; последнему остается одна муть. Другие ждут, пока освободится твоя посуда. Поел — передаешь другому, тот — третьему» [735] Яковенко, с. 180–181. .

Другие заключенные делали миски и ложки из дерева. В маленьком музее при московском обществе «Мемориал» выставлено несколько этих трогающих душу предметов [736] Самсонов, «Жизнь продолжается», с. 70–71. . Как всегда, центральной администрации ГУЛАГа было хорошо известно об этих нехватках, и эпизодически она пыталась что-то предпринять: начальство одного лагеря, например, удостоилось похвалы за использование для изготовления посуды пустых консервных банок [737] ГАРФ, ф. 9414, оп. 1, д. 25, л. 115–116. . Но даже если миски и ложки имелись, часто не было возможности их помыть; между тем один из приказов по Дмитлагу категорически запрещал работникам кухни раскладывать еду в грязную посуду [738] ГАРФ, ф. 9489, оп. 2, д. 20. .

По всем этим причинам разработанные в Москве нормы пищевого довольствия, сами по себе рассчитанные на необходимый для выживания минимум, не дают достоверного представления о том, как питались заключенные на самом деле. То, что советские лагерники сильно голодали, явствует не только из их воспоминаний. Прокуратура периодически проводила проверки лагерей, и в ее архивах сохранились сведения о том, чем людей кормили в действительности. Невероятный разрыв между аккуратными перечнями продуктов, составленными в Москве, и результатами прокурорских проверок поражает.

Например, обследование Волгостроя в 1942-м показало, что в одном лагпункте восемьдесят человек больны пеллагрой. В отчете прямо говорится, что люди умирают от голода. В Сиблаге — большом лагере в Западной Сибири — помощник прокурора СССР обнаружил, что в первом квартале 1941 года нормы питания систематически нарушались: мясо, рыба и жиры выдавались крайне редко, сахар не выдавался вовсе. В Свердловской области в 1942-м лагерная еда не содержала жиров, рыбы, мяса, а зачастую и овощей. В Вятлаге в июле 1942-го еда была плохой, практически несъедобной, не содержащей витаминов. Причина — отсутствие жиров, мяса, рыбы, картофеля. Все готовилось из муки и круп [739] ГАРФ, ф. 8131, оп. 37, д. 809, 797 и 1251. .

Распространенной причиной нехватки еды было отсутствие необходимых поставок. Это была постоянная проблема: к примеру, в лагпункте Кедровый Шор был составлен список продуктов, которыми заменялось то, что заключенные должны были получать, но не получали. Вместо молока — творог, вместо хлеба — галеты, вместо мяса — грибы, вместо сахара — ягоды [740] Документы Кедрового Шора в коллекции автора. . В результате рацион заключенных был совсем не таким, каким ему полагалось быть по московским документам. Проверка Бирлага, проведенная прокуратурой в 1940-м, показала, что

«весь обед для работающих з/к состоит из воды, заправленной 130 граммами крупы на каждого з/к и на второе из черной булочки весом около 100 грамм. На завтрак и ужин варится такой же суп».

Лагерный повар сказал проверяющему, что

«по установленной норме продукты ни разу не выдавались»,

что в лагерь не поставляются ни рыба, ни мясо, ни овощи, ни сало, хотя нормами питания они предусмотрены. Все дело в том, пишет прокурор,

«что Управление лагеря за отсутствием средств не имеет возможности платить деньги за продукты питания и вещевое довольствие… а без денег ни одна снабжающая организация не хочет ничего отпустить».

Результат — 500 с лишним случаев цинги [741] ГАРФ, ф. 8131, оп. 37, д. 361. .

Столь же часто привезенные в лагерь продукты, немедленно разворовывались. Воровали на всех уровнях, но главным образом это делали те, кто работал на кухне или на продовольственном складе. Ради возможности чем-то поживиться заключенные всячески стремились получить должность, дававшую доступ к продуктам. Евгению Гинзбург однажды «спасла» работа судомойкой в лагерной столовой мужской зоны. Помимо

«настоящего мясного супа и знаменитых пончиков, варенных в подсолнечном масле»,

ей доставались взгляды, полные

«смешанного чувства острой зависти и в то же время какого-то униженного преклонения перед теми, кто сумел занять такую позицию в жизни. Около еды!» [742] Е. Гинзбург, т. 1, с. 263–264. .

Даже ради того чтобы чистить картошку или собирать урожай на лагерном подсобном участке, заключенные давали взятки: так можно было подкормиться. Позднее Гинзбург работала на лагерной птицеферме — смотрела за курами, которые шли на стол начальству. Она и ее напарница пользовались своим положением:

«Мы поливали лагерную кашу рыбьим жиром, позаимствованным у кур. Варили овсяный кисель из птичьего овса. Наконец ежедневно съедали три яйца на двоих — одно в суп и по одному в виде натурального деликатеса. (Больше брать мы не хотели, чтобы не снижать показателей яйценоскости. По ним судили о нашей работе.)» [743] Там же, т. 2, с. 21. .

Воровали и в более крупных масштабах, особенно в северных лагерях, где еды не хватало не только заключенным, но и охранникам и вольнонаемным. Там каждый стремился урвать хоть что-нибудь. В каждом лагере ежегодно составляли перечень убытков. В лагпункте Кедровый Шор только за четвертый квартал 1944 года недостача превысила двадцать тысяч рублей [744] Документы Кедрового Шора в коллекции автора. .

В масштабах страны цифры были гораздо выше. Например, в одном документе прокуратуры за 1947 год перечислены многие случаи растрат и хищений, в том числе в Вятлаге, где двенадцать человек, включая заведующего лагерным складом, расхитили «продуктов и овощей» на 170 000 рублей. В другом докладе за тот же год подсчитано, что в тридцати четырех лагерях, проверенных во втором квартале 1946 года, было украдено в общей сложности 70 тонн хлеба, 132 тонны картофеля и 17 тонн мяса. Автор доклада делает вывод: «Сложная система снабжения заключенных по котловому довольствию… создает условия, способствующие разбазариванию хлеба и других продуктов питания». Другими причинами злоупотреблений он считает «систему снабжения вольнонаемного состава ИТЛ по карточкам неустановленного образца и талонам подсобного хозяйства» и плохую работу ревизионных аппаратов при главных бухгалтериях управлений ИТЛ [745] ГАРФ, ф. 8131, оп. 37, д. 4544, л. 3–5. .