АНРИ ВАЛЛОН - История рабства в античном мире. Греция. Рим

чтобы кредиторы брали в залог имущество должников, но не их самих» (закон Петилия 326 г.). В силу этого закона все граждане, взятые за долги, были освобождены и принимались меры к тому, чтобы и впредь они не могли подвергнуться такому обращению».

Таким образом, та неприкосновенность, которую трибун гарантировал угнетенному благодаря своему вмешательству, была введена в закон и стала достоянием всех. Та же самая мера, которая обеспечивала свободу должника, способствовала тому, что случаи продажи сына отцом стали более редки; эта форма рабства сильно сократилась, но все же она не была окончательно отменена. Интересы богатых противодействовали этому закону. Тридцать шесть лет спустя подобное же покушение увлекло восставший народ на Авентин-ский холм и угрожало Риму гражданской войной; даже во время Пунических войн можно было еще встретить должников, присужденных кредиторам и содержащихся в оковах: после битвы при Каннах диктатор, по словам Тита Ливия, пожертвовав честью государства ради необходимости, предложил освободить всех осужденных за преступления и за долги, если они возьмутся за оружие; и он вооружил шесть тысяч человек оружием, отобранным у галлов. Что же касается реального рабства, то оно нисколько не было ограничено. Уголовное право продолжало карать этой высшей степенью унижения, отнимавшей у человека отечество и свободу, продавая уклонившегося от переписи или от военной службы или отправляя виновного на общественные работы. Новое применение рабства в качестве непосредственно налагаемого наказания встречается еще в начале Империи в постановлении сената, внесенном Клавдием; оно касалось свободной женщины, вышедшей замуж за раба, и предусматривало не менее восемнадцати различных других случаев. И это рабство было настоящее и полное. Осужденный, которому удавалось спастись и записаться в солдаты, подобно рабу, приговаривался к смерти. Ребенок женщины, ставшей рабыней в силу наказания, навсегда оставался рабом в силу наказания.

3

Все же кадры рабов пополнялись преимущественно извне. Известно, с какой суровостью римляне осуществляли право войны. Они осуществляли его даже по отношению к самим себе; гражданин, как и неприятель, взятый в плен на войне, лишался гражданских прав, становился вне закона и как бы переставал существовать как личность. Не раз сенат применял эти суровые принципы, поражавшие гражданской смертью тех, кто спас свою жизнь ценой свободы. Их оставляли в рабском положении, которое они предпочли смерти. За них отказывались давать выкуп; после битвы при Каннах предпочли выкупить и вооружить восемь тысяч рабов; если же неприятель, как это сделал, например, Пирр, отсылал их по собственной воле или если тяжелое положение государства заставляло принять их и даже вновь использовать, то они занимали уже не прежнее положение, а понижались на один ранг: бывший всадник становился пехотинцем, бывший пехотинец причислялся к вспомогательным войскам. Они должны были служить и носить свое позорное клеймо до тех пор, пока не искупят своей вины, представив оружие, снятое ими с двух убитых ими противников. Те же строгие правила военного режима удерживались и в установлениях гражданского права. Пленник считался мертвым, его брак расторгнутым, наследство открытым, а имения считались бесхозяйными. Но внешняя практика очень скоро смягчила суровость закона. Когда пленник, освобожденный благодаря выкупу или спасшийся бегством, возвращался, то принято было считать, что он никогда не был пленником. Он вступал во владение своим имуществом и всеми своими правами, которых он не был лишен правом давности, этой хранительницы права спокойного владения.

Это право войны Рим применял и к своим врагам, но уже без тех оговорок, которые ослабляли или уничтожали его действие по отношению к гражданам. Побежденные обращались в рабов, причем они даже не могли быть уверены, что им будет оставлена жизнь. После триумфа многие, как правило, предавались смерти, иногда их избивали в лагерях или же их самих заставляли уничтожать друг друга во время той борьбы, которая служила для увеселения солдат. Остальных, в том случае если нельзя было произвести обмена, обращали в рабство. Подобные примеры мы встречаем в самую раннюю эпоху историй Рима. Они становились все более многочисленными в течение тех долгих италийских войн, когда республике приходилось выдерживать упорную борьбу с соседними племенами. Во время войн с Ганнибалом, где Рим все на тех же полях сражался за свое существование, для него после многих зловещих дней настали и дни победы со многими пленными. Большая часть их еще до битвы при Каннах явилась предметом обмена; впоследствии более пятнадцати тысяч были проданы в пользу государства, и когда после разрушения Карфагена в 202 г. война захватила весь мир, то все театры военных действий стали поставлять свои жертвы, пополняя класс рабов.

Сицилия видела, как ее земли и народонаселение сократились на одну десятую («децимировались»); Сардиния благодаря своим постоянным восстаниям увеличивала число своих поражений и поколения своих пленных. Цизальпинская Галлия, Испания заплатили толпами рабов римским легионам, которые выбивались из сил, чтобы их подчинить. Несколько позднее эта участь не миновала и Трансальпийскую Галлию, когда Цезарь начал против нее свою жестокую войну. Примеры мы находим на каждой странице его блестящих «Комментариев». Этой участи подвергаются целые народы. Ужас этого факта может сравниться только с жестоким хладнокровием рассказчика. Цезарь убивает, забирает и продает: «убивши сенаторов, остальных продал в рабство с аукциона». За один раз он продал пятьдесят три тысячи человек. Если верить Плутарху и Аппиану, то он взял в плен свыше миллиона, прежде чем добился той окончательной победы, вслед за которой в очень недалеком будущем ворота Рима и двери сената должны были открыться перед теми же галлами как полноправными гражданами.

Не было ничего труднее, как захватывать этих рабов, но и не было ничего труднее, как их держать. Испанцы были слишком опасны; жители Сардинии слишком непокорны; они могут гордиться тем, что именно в силу этого своего качества они дали повод, к возникновению поговорки: «Сарды – для продажи». Поэтому от них в качестве слуг нельзя было ожидать ничего хорошего. Цицерон, видя, что Цезарь расширяет театр военных действий вплоть до Британии, скорбел о той печальной добыче, которую он с собой приведет и которая будет состоять из рабов, вероятно мало сведущих в музыке и литературе.

В то же самое время, когда Рим продолжал вести эти упорные и бесславные войны на западе, легкие и блестящие победы на востоке доставляли ему при значительно меньшей затрате сил толпы людей, более знакомых с искусствами и условиями рабства. Эллинские народы, к своему несчастью, столь разъединенные с самого начала борьбы Македонии с римлянами; Эпир, который, будучи сперва союзником Рима, затем отвернулся от него, не принеся, однако, с собой победы для противной стороны; Иллирия, присоединившаяся к Эпиру и к Македонии накануне поражения,- все эти народы, населявшие север Греции, заплатили весьма тяжелую дань рабству, когда Павел Эмилий завершил поражение Персея. Вслед за македонским царем среди блеска триумфального шествия двигались изображения побежденных народностей; и действительно, почти целые народы были лишены свободы и рассеяны повсюду в качестве рабов. В одном только Эпире было продано сто пятьдесят тысяч человек. Средняя Греция оставалась еще нетронутой, но та политическая зависимость, в которую она была поставлена, являлась как бы преддверием к еще более тяжелому положению. Эта политическая униженность ослабила страну, в то же время чрезмерно возбуждая в душах людей ненависть к игу. Когда они захотели разбить его, они его только усилили. Греция была окончательно покорена, и последние борцы за ее свободу отправились в Рим, чтобы увеличить собой число рабов.