Сергей Голяков - Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика

Несколько дней назад Аритоми предложил Рихарду провести воскресенье в его доме. Это было заманчиво. Обычно японцы редко приглашают друг друга в гости, а уж для чужеземца оказаться в жилище токийца — случай исключительный. Чтобы не выдать своей радости, Рихард вежливо отказался. Но Мацукава настаивал: ему, журналисту, дескать, будет полезно увидеть, как живут настоящие японцы. Зорге с этим согласился. Ему к тому же хотелось проверить свое наблюдение. К чему это явное желание Мацукавы завоевать его расположение? Временами Аритоми был просто навязчив. А однажды, придя в отель, Зорге увидел его у стойки портье — разговор был явно конфиденциальным. Конечно, все это еще ничего не значило. Вполне возможно, что Аритоми хотел повысить услужливое внимание в отеле к своему другу или оказался там по иной личной причине.

Во всяком случае, Рихарду пора было поближе узнать этого человека. Газета "Дзи-дзи" тесно связана с крупнейшими японскими монополиями, и Мацукава мог бы со временем стать одним из источников информации.

Машина остановилась возле невысокого каменного забора.

— Похоже, я даже отсюда чувствую аромат черепашьего супа, — подмигнул Аритоми Рихарду, помогая ему выбраться из такси. — Ставлю десять против одного, что вы не ели ничего подобного. Суп из молодой черепахи — коронное блюдо моей жены.

Рихард шагнул за калитку и осмотрелся. После шума и духоты в центре Токио этот крошечный садик перед опрятным легким домом показался ему райским уголком. Два дерева отбрасывали прохладную тень. Кустики карликовой японской сосны распростерли свои пушистые лапы над самой землей, усыпанной мраморной крошкой. Живописное нагромождение пористых серых валунов известняка образовывало миниатюрный грот. Из сумрака пещерки бежал тонкий поток воды. Ручеек впадал в прозрачное озерцо величиною с медный таз.

Аритоми запер калитку и медленно повел Рихарда по тропинке, выложенной плоскими замшелыми зеленоватыми камнями.

— Говорят, дом англичанина — его крепость, — развлекал и просвещал он гостя. — Жилище японцев совсем не воинственно. Оно стоит открытым на все четыре стороны, и солнце проникает во все его уголки. Мы считаем, что наш дом ведет начало от древней туземной хижины. Скорее всего, оно так и есть. Мы живем по законам теплых стран. Дом японца — тихая пристань, в которой обретают покой. Сейчас, коллега, вы сами убедитесь в этом.

Мацукава толкнул дверь, и они вошли в просторную светлую прихожую. Она была совершенно пуста. Лишь у самого порога стояли две пары мягких бархатных туфель. Входить в дом в уличной обуви в Японии не полагалось.

За прихожей — большая комната. Собственно, она и составляла весь дом. Вместо окон — деревянные решетки из легких планок, оклеенные полупрозрачной бумагой.

— Не удивляйтесь, — улыбнулся хозяин. — Это только на день одна комната, а ночью выдвигаются вот эти перегородки — фусама, и по желанию можно превращать комнату в несколько спален.

Рихард обратил внимание на то, что в этой комнате нет не только безделушек, обычных для дома европейца, но даже и мебели. Только в центре ее, в нише торцовой стены, висел какой-то свиток и рядом стояла ваза с цветами. Пол устилали соломенные маты.

— В таком вот доме почти не уединишься, — говорил Аритоми. — Но в дружной семье это ни к чему. Не так ли? У вас, господин Зорге, наверно, тоже есть семья?

Рихард помедлил с ответом. Вспомнил лицо Кати: "Как она там?.."

— К сожалению, нет, — ответил он. — Боюсь, что не создан для семейной жизни. Друзья считают, что по натуре я закоренелый холостяк.

— Понимаю. Стоит ли с головой бросаться в реку, когда хочешь только напиться? — пошутил Мацукава.

Зорге поморщился:

— Я не сторонник такой философии. Просто жены таких бродяг, как я, бывают не очень-то счастливы.

В его голосе прозвучало столько искреннего сожаления, что собеседник поспешил извиниться за свою бестактность.

Обед был восхитительным. Гость не уставал расхваливать кулинарное искусство изящной госпожи Мацукава. Хозяйка сияла от гордости и радости. Одно блюдо сменяло другое. Вкус их оказался очень своеобразным, и Рихард живо интересовался, из чего приготовлено каждое. Оказывается, тут были и рыба, и корень садового чертополоха, и листья хризантемы, и водоросли, и побеги молодого бамбука, осьминоги, кальмары, каракатицы — все в микроскопических долях, и вся эта живность в сыром и лишь немножко подквашенном виде. При этом каждое блюдо в маленькой пиале выглядело чрезвычайно аппетитным и было действительно превосходным на вкус. Хозяин дома то и дело подливал в фарфоровую чашечку гостя подогретую рисовую брагу — саке. В конце десерта госпожа Мацукава принесла мокрые, крепко отжатые салфетки, которыми полагалось обтереть лицо и руки.

— Не угодно ли перед чаем отдохнуть на краешке нашей природы? предложил Аритоми.

Рихард кивнул, предвкушая еще один национальный обряд, о котором он много слышал: чайную церемонию.

Они вышли на широкую веранду и опустились в шезлонги. Воздух, пропитанный ароматом цветов, едва колебался. Мацукава откупорил бутылку, плеснул в стаканы желтоватую влагу. Звякнули о стекло кусочки льда.

— Чайная церемония сохранена с глубокой древности, — пояснил Аритоми. — Это не просто времяпрепровождение за столом. Чаепитие должно вызвать состояние, которое поможет сосредоточиться на созерцании и размышлении о жизни.

Хозяйка дома с глубоким поклоном пригласила гостя следовать за нею. Теперь они направились не в дом, а к строению, которое виднелось поодаль в саду. К нему вела узкая дорожка из камня. Перед входом стоял каменный сосуд с водой. Подражая хозяевам, Рихард ополоснул руки и рот. Вход был очень узким, и Зорге подумал, что не сможет войти.

— Смелее! — подбодрил его Аритоми и сам едва ли не стал на четвереньки. — Дверь так узка не случайно: она должна напоминать нам о скромности и смирении.

Но само помещение оказалось просторным и выглядело таким же строгим, как в доме: его украшали картина и ваза с цветами.

Они сели за низенький стол. Хозяйка, заварив зеленый чай, начала взбивать его бамбуковой кисточкой, пока не поднялась пена. Движения японки были неторопливы, расчетливы и ритмичны. И все выглядело как старательно поставленный спектакль.

— Не чувствуете ли вы успокоение и примиренность? — тихо говорил Аритоми. — Не напоминают ли вам эти лопающиеся пузырьки что-то не сбывшееся в жизни? Не думаете ли вы о бренности нашего существования?

Действительно, за все эти месяцы в чужой стране Зорге впервые почувствовал себя отдохнувшим. Однако мысль, тревожившая Рихарда до прихода в этот дом, не оставляла его.

Гость и хозяева снова вернулись в сад. Наступала ночь. Сияла луна.