Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783

Остальные пять лет войны Аугсбургской Лиги, в течение которых Европа боролась оружием против Франции, не отмечаются ни одним большим морским сражением, ни даже каким-либо морским событием первостепенной важности. Для оценки влияния морской силы союзников необходимо суммировать все данные и изобразить картину спокойного, но настойчивого давления ее на Францию во всех отраслях жизни последней. Именно таким образом морская сила обыкновенно действует и именно вследствие такого спокойствия ее работа часто остается незамеченной; необходимо поэтому выяснить ее особенно тщательно.

Главой оппозиции Людовику XIV был Вильгельм III, и его наклонности, обрисовывая в нем скорее солдата, чем моряка, вместе с направлением политики Людовика способствовали приданию войне характера скорее континентального, чем морского; в том же направлении влияло и постепенное исчезновение больших французских флотов с театра военных действий, вследствие чего союзные флоты остались без противников. Далее, боевые качества английского флота, превосходившего численно голландский флот в два раза, стояли в то ремя на низкой ступени; деморализующие последствия царствования Карла II не могли быть всецело уничтожены в течение трех лет правления его преемника, а политическое положение Англии породило еще новые элементы беспорядков. Мы упоминали выше, что Яков II верил в приверженность к его особе морских офицеров и экипажей и, основательно или нет, но эта вера разделялась и новыми правителями, возбуждая в них недоверие к преданности долгу службы многих офицеров и тем внося раздор и расстройство в морскую администрацию. История говорит нам, что "жалобы купцов были весьма основательны и показывали легкомыслие, с каким управление морскими делами Англии было вверено кружку лиц некомпетентных, а между тем это зло не могло быть исправлено, потому что более опытные люди, бывшие долго на службе, считались неблагонадежными, и правительству казалось, что врачевание может повести к худшим результатам, чем самая болезнь" [68]. Подозрительность царила в правительстве и в обществе; рознь и нерешительность характеризовали действие офицеров, так как каждый боялся, что какая-либо неудача или простое неумение его может обрушить на него тяжелое обвинение в государственной измене.

После сражения при мысе Ла-Хог прямая военная деятельность союзных флотов выразилась в трех главных видах. Во-первых, в атаке французских портов, особенно лежавших в Канате и близ Бреста. Эти атаки редко имели в виду более, чем нанесение местного вреда и уничтожение портовых магазинов и снабжений, по преимуществу в портах, из которых выходили французские приватиры; и хотя в некоторых случаях отряды, доставлявшиеся на судах для этих операций, были многочисленны, Вильгельм смотрел на них немного серьезнее, чем на диверсии, которыми предполагал отвлекать войска Людовика от центральных армий к защите берегов. Однако обо всех предприятиях против французского побережья в этой и следующих войнах можно сказать, что они не имели серьезных результатов и даже как диверсии не ослабляли французских армий в серьезной степени. Если бы французские порты были плохо защищены или если бы французские водные пути открывали доступ в сердце страны, подобно нашим Чесапикской и Делавэрской бухтам и большим южным проливам, то результат мог бы получиться иной.

Второй вид деятельности союзных флотов, хотя и не сопровождаясь никакими сражениями, имел в военном отношении большое и прямое влияние на события, когда Людовик XIV решился в 1694 году сделать свою войну с Испанией наступательною. Испания, хотя и слабая сама по себе, все-таки представляла источник беспокойства для Франции, вследствие положения ее в тылу у последней, и Людовик наконец решился принудить ее к миру, перенеся войну в Каталонию, на северо-восточный берег. Сухопутные операции его армии поддерживались совместными действиями флота под командой Турвиля. Усмирение этой беспокойной провинции шло быстро до приближения союзных флотов в значительно сильнейшем составе, чем флот Турвиля, который должен был отступить в Тулон. Это спасло Барселону, и с этого времени две морские нации до тех пор, пока они не решились заключить мир, держали свои флоты у берегов Испании и останавливали успехи французов. Когда же в 1697 году Вильгельм склонился к миру, а Испания отказалась от него, и войска Людовика опять вторглись в эту страну, то союзные флоты уже не пришли к ней на помощь, и Барселона пала. В то же время французская морская экспедиция, действовавшая против Картахены в Южной Америке, увенчалась успехом, и Испания уступила под этими ударами, в нанесении которых противники ее опирались на обладание морем.

Третья функция союзных флотов состояла в защите морской торговли; и на этом поприще, если верить истории, они действовали вполне неуспешно. Никогда морская война против торговли не велась в большем масштабе и с большими результатами, чем в течение этого периода, и при этом крейсерские операции расширились и сделались наиболее разорительными для неприятеля именно в то время, когда большие французские флоты перестали держаться в море, т. е. в годы, непосредственно следовавшие за поражением при Ла-Xore. По-видимому, это противоречит положению, что крейсерская война должна находить поддержку в сильных флотах или в соседних с районом ее операций морских портах. Необходимо, однако, войти здесь в обстоятельное обсуждение событий, так как бедствия, причинявшиеся торговле союзных держав хищничеством приватиров, были важным фактором в числе тех, которые побуждали эти державы желать мира с Францией; тем более, что для последних главные средства продолжать войну с ней до принуждения ее к принятию предлагавшихся ей условий доставлялись торговлей, доходы от которой и оплачивали содержание их собственных армий и давали возможность платить субсидии континентальным армиям. Война против торговли и охрана ее представляет еще и в настоящее время вопрос насущной важности.

Прежде всего следует заметить, что упадок французского флота наступил не сразу, а совершался постепенно, и что моральное влияние крейсерства этого флота в Канале, его победы при Бичи-Хэд и доблестного поведения при Ла-Хоге было продолжительно. Оно заставляло союзников держать их эскадры соединенно вместо того, чтобы рассеивать их для преследования неприятельских крейсеров, и следовательно, помогало последним почти в такой же мер, как помогали бы им отечественные флоты ведением морской войны. Далее, английский флот, а еще более его администрация, были тогда, как уже сказано выше, в очень плохом состоянии, причем раскол в самой Англии позволял французам, через изменнические донесения оттуда, получать более своевременные и более верные известия о военных и коммерческих флотах в море, чем получали союзники. Так, в течение года после битвы при Ла-Xore французы, получив точные сведения об отправлении большой торговой флотилии в Смирну, послали Турвиля, в мае месяце, в море прежде, чем союзники успели исполнить свое намерение блокировать его в Бресте. Это замедление союзников, так же, как и несчастный для английского правительства факт, что оно не узнало своевременно об отправлении Турвиля и послало свой торговый флот чуть не навстречу ему, было следствием дурной английской администрации. Французский адмирал неожиданно напал на этот флот близ Гибралтарского пролива, уничтожил или взял в плен сто из четырехсот кораблей и рассеял остальные. Этот случай не относится прямо к крейсерской войне, так как французский флот состоял из семидесяти одного корабля, но он показывает несостоятельность английской администрации. Действия французских крейсеров, как мы уже сказали, были наиболее успешны непосредственно после Хогской битвы, и это по двум причинам: во-первых, союзный флот держался соединенно в Спитхэде в течение двух месяцев и более, в ожидании посадки на суда войск для их перевозки и высадки на континент, предоставляя таким образом неприятельским крейсерам полную свободу действий; во-вторых, французы, не будучи в состоянии послать в море снова свой флот тем летом, позволяли своим матросам и офицерам поступать на службу на приватиры, отчего число последних чрезвычайно увеличилось. Эти две причины, в совокупности, способствовали крейсерской войне против союзников достигнуть такой степени безнаказанности и таких размеров, что в Англии раздался испуганный крик, чуть ли не вопль отчаяния. "Следует сознаться, — говорит один английский морской хроникер, — что наша торговля страдала гораздо меньше год тому назад, когда французы в большей степени были обладателями моря, чем теперь, когда их большой флот блокирован в порту". Это объясняется тем, что во Франции матросы, служившие в военном флоте, по мере разружения судов его, делались свободными; число их, по отношению к требованиям мало развитой морской торговли страны, было велико, и потому правительство разрешало им поступать на крейсера, получившие таким образом превосходный контингент команды. Вот почему, когда по мере увеличения расходов по континентальной войне, Людовик должен был сокращать число кораблей в кампании, число крейсеров-приватиров все увеличивалось. Корабли и офицеры королевского флота нанимались на известных условиях частными фирмами или компаниями, желавшими принять на себя приватирские предприятия, войти в долю которых не брезговали даже сами министры; в действительности последние даже принуждались к этому желанием или необходимостью сделать приятное королю.