Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 1)

- Ежели и перестанет к вечеру, до послезавтра не выдерет мокрядь. Может, пока в Шантару съездим?

- Об жене, что ли, затосковал? - В хрипучем голосе Савельева была издевка.

Никогда не вставлявший Федору слова поперек, Инютин тут, чувствуя, как плеснулась в голову кровь, проговорил:

- Так и ты, может... тоже.

Скрипнули нары, Федор сел. Не оборачиваясь от окошка, Кирьян чувствовал на себе ошпаривающий взгляд Савельева. Руки у него загудели. Понимая, что еще какое-то одно насмешливое или двусмысленное слово Федора - и он, Кирьян, не выдержит, ринется на бывшего своего друга, вцепится намертво в его заросшую черной щетиной, грязную шею. Инютин изо всей силы держался за косячок, вдавив ногти в сырое, холодное дерево. И чтобы осадить Федора, не дать ему сказать этого слова, проговорил:

- С брательником повидался бы.

- Никуда она не убежит теперь, эта свиданка.

И опять скрипнули нары. Инютин понял - Федор лег.

...Ивану Савельеву о приезде старшего брата в Шантару сообщил не кто-нибудь, а Яков Алейников. Яков ехал куда-то на дрожках - точь-в-точь на таких, какие в тот далекий памятный день увезли Ивана с сенокоса, может быть, даже на тех же самых. Иван стоял на пологом увале, по которому разбрелись коровы.

- Ну, подойди, - сказал Алейников, останавливаясь.

Иван был в дождевике, в сапогах. Приминая ими высохшую траву, он спустился с увальчика. Перекинутый через плечо длинный кнут волочился сзади, как змея, шипел по траве.

Разговор у них был не очень долгий, говорили короткими, отрывистыми фразами. Если бы кто подслушал посторонний, мало бы что понял из их разговора.

- Здравствуй, - сказал Алейников.

- Здравствуй, - ответил Иван.

- Узнал, стало быть?

- Я не забывал. Во сне часто снишься.

- Обижаешься, понятно, на меня, - сказал Алейников таким тоном, будто речь и в самом деле шла о пустяке, о какой-то незначительной обиде. И даже вздохнул сожалеюще.

Иван помедлил, оглядел табун:

- Да нет...

Алейников вскинул на Ивана из-под лохматых бровей острый взгляд и тотчас прикрыл глаза тонкими веками. Потом стал глядеть в сторону.

- Ну, ладно... Пастушишь, значит?

- Одному просто охота побыть. С самим собой.

- Понятно.

Алейников хотел тронуть коня, но Иван спросил:

- А ты не боишься, что возьму вот да зажилю пару коров? Вон сколько их...

- Нет, - сказал сухо Алейников.

- И за то спасибо. Ну, а... Аркашка Молчанов где?

Алейников будто недоуменно пожал плечами.

- Где? Сидит...

- А за что?

Алейников долго смотрел на осеннее небо, по которому бесшумно текли низкие облака. Он так и не ответил на вопрос. Назвав почему-то Ивана по имени и отчеству, спросил:

- В военкомат, Иван Силантьевич, не вызывали тебя?

- Нет. А сам не напрашиваюсь. Вызовут - что ж, приду.

- Ладно, я поехал... Да, брат твой, Антон, просил тебе при случае поклон передать...

- Кто? Кто?! - Иван шагнул к дрожкам.

- Антон, говорю. Не знаешь разве, что он директором эвакуированного к нам завода назначен? На днях приехал...

- Антон?!

- Ну да, Антон Савельев.

- Вот за эту весть спасибо!

- При случае, говорит, пусть завернет повидаться.

Алейников уехал, а Иван долго еще стоял на прежнем месте...

- Знаешь ли, кто директором Шантарского завода назначен? - сказал он вечером жене. - Антон, брательник!

Агата мотнула косами, оборачиваясь, в лице ее плеснулся не то испуг, не то изумление, - она, видно, никак не могла сообразить в первую секунду, хорошо это или плохо, грозит это чем-то ее Ивану или нет.

- Да... как же теперь-то? Надо ж вам повидаться!

- Само собой. Отпрошусь на днях у Панкрата.

Через несколько дней Иван действительно поехал утром в Шантару, но Антона дома не застал. Его жена, Елизавета Никандровна, высохшая женщина, молчаливо, с какой-то опаской обшарила Ивана бледно-зелеными, точно вылинявшими, глазами, но сказала приветливо:

- Заходите. Антон позавтракать должен приехать часов в десять.

Сын Антона, Юрий, парень с виду лет двадцати, хотя на самом деле ему шел двадцать восьмой, поджарый, стремительный, с такими же, как у матери, глазами, воскликнул:

- Хо! И вправду дядя! И паспорта не надо - точь-в-точь отец! Батя на станцию умотался, мы с тобой пока чаи погоняем. Я на работу пойду, а ты подождешь

Юрий только что умылся, расхаживал по комнатушке в трусах и майке, вытирая на ходу лицо и мокрые плечи.

Елизавета Никандровна, разливая чай, расспрашивала о жене, о детях. Юрий часто перебивал мать, расписывал подробно, как он жил в Харькове, потом - как он в первый день войны приехал во Львов.

- А сейчас вкалываем на заводе под открытым небом. Нечаев, главный инженер, говорит: "Ничего, ребятки, потерпите, до зимы построим цехи". Но вряд ли построят. Сейчас ничего, а как холода начнутся, не представляю, как мы будем. Мы, токари, знаем, что такое холодный металл. Руки прилипают.

В общем, жена Антона Ивану понравилась, а сын - не очень. От беспорядочной трескотни Юрия, от того, что он бесцеремонно как-то сразу начал называть его на "ты", остался неприятный осадок.

Выпив несколько чашек, Юрий сорвался с места.

- Ну, будь здоров, дядя... Пошел вкалывать.

И непонятно как-то прозвучало это "дядя" - то ли по-родственному, то ли с оттенком иронии.

Зазвонил телефон. Елизавета Никандровна взяла трубку, долго слушала кого-то, а потом проговорила:

- Хорошо, Антон, ты не волнуйся, поезжай. Только вот... брат твой, Иван, к тебе пришел...

Волнуясь, Иван взял трубку. Но разговор вышел путаный, непонятный. Голос в трубке был чужой, незнакомый. Не то в трубке, не то в ушах у Ивана шумело, и он понял только, что Антон срочно, прямо со станции, уезжает в Новосибирск, а вернется через неделю.

- Ничего, ничего, я еще раз отпрошусь у нашего председателя... - прокричал в трубку Иван.

- И с женой, с женой приезжай, пожалуйста, - услышал он сквозь шум и треск.

- Ладно, ладно...

Но вторично съездить в Шантару удалось не скоро. Этим же вечером к загону подошел председатель, подождал, пока Иван водворил туда последнюю корову, и спросил:

- Надышался степным воздухом? Завтрева Володька твой пасти будет.

- А школа как же?

- День - Володька, день - другой парнишка, день - третий...

Иван присел на колодину возле забора, ожидая дальнейших слов председателя.

- Всех, кого можно, кинул я на обмолот и хлебосдачу. Хлебушка-то нынче много посдавать придется подчистую... Ни в жисть бы я больше плана не стал сдавать, кабы Кружилин не попросил район выручить... Да не война кабы... Так что на картошке зиму жить будем, не упустить бы ее. Сейчас пока вёдро, а задождит - намучаемся смертельно с ней. В общем - за картошку ты в ответе. Даю тебе бригаду с десяток женщин. Ну, и те же ребятишки подмогнут. Я договорюсь со школой, чтобы мальцов по двадцать давали по очереди в день. Учиться им тоже ведь надо, - вздохнув, добавил председатель.