Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

Они потом отползли в какую-то канаву метрах в тридцати от дороги, лежали в ней, пережидая яростную артподготовку врага и соображая, что теперь делать.

- Что это они лупят-то по пустому месту? - спросил Еременко.

- Черт их знает. Может, думают, что тут вторая полоса обороны...

Вскоре пальба стихла, только сзади, где были расположения наших войск, земля стонала от разгорающегося боя.

- Надо, наверное, назад, к своим, - произнес Григорий, привставая и нюхая, как зверь, мокрый воздух. - Какую-нибудь машину дадут... Да нет, кажется, поздно.

Через мгновение и Алейников понял, что поздно: из-за чернеющей в туманном рассвете кромки леса выползала, пронизывая густой еще мрак светом фар, вражеская танковая колонна, нарастал лязг гусениц. Колонна спустилась в лощину, скрылась из глаз, а минуты через четыре снова появилась уже совсем близко.

Они пролежали в этой канаве под дождем около часа, наблюдая сквозь кустарник, как прошла мимо танковая колонна, потом тащились немецкие грузовики с пехотой.

- Прорвали нашу оборону! Вот это влипли мы, вмазались, как два яйца в горячую сковородку! - беспрерывно шептал Еременко. Даже сквозь грязь на щеках Алейников различал, что шофер был бледен, ноздри его вздрагивали.

- Перестань ныть! - рассерженно прикрикнул он.

Еременко умолк, уголки его по-мальчишески розовых губ обиженно опустились.

Прошло еще полчаса. Синее мокрое утро медленно и нехотя распахивало небо над землей, в лощинах и перелесках клубился тяжкий туман. Там, откуда Алейников и Еременко недавно уехали, звуки боя постепенно затихали - не то стрелковый полк был смят, не то отошел куда-то, оставив позиции.

Дождь все накрапывал, - мелкий и нудный, он давно промочил насквозь Алейникова и Григория. Алейников чувствовал, как по его лопаткам на ребра стекают обжигающие струйки, челюсть его подрагивала от холода, он думал, что, если они и выпутаются из этого положения, в котором вдруг очутились (что очень маловероятно!), воспаление легких ему обеспечено. Гриша Еременко отделается, конечно, чирьями, его, дьявола, никакая простуда не берет. Но он все равно заявится в санчасть, и молоденькая врачиха Валерия вспыхнет до корней волос, вскроет ему чирьи, ранки залепит пластырем и хоть на день, на два, но уложит его в постель. А потом ее красивые и добрые глаза будут зеленеть от ревности, длинные пальцы будут от волнения подрагивать, потому что к Гришке обязательно начнут бегать машинистки и шифровальщицы опергруппы. Каждая хоть раз, но навестит. Что они, весь подчиненный ему, Алейникову, женсостав, находят в этом невзрачном на вид парне?

- Григорий... с Валерией у тебя серьезное что-нибудь? - спросил Алейников, сам чувствуя, что вопрос в этой обстановке прозвучал как-то неуместно.

Еременко, размалывая крепкими зубами веточку, недоуменно поглядел на своего начальника. И, ухмыльнувшись, ответил:

- А как же... Спирту у нее сколько хошь.

Вот так у Григория, если дело не касается службы, никогда не поймешь, серьезно он говорит или балагурит.

- Ну, гляди у меня, жеребец! - воскликнул Алейников, чувствуя к своему шоферу в эту секунду откровенную неприязнь. - Зина Подолянская, бывшая наша машинистка, от тебя забеременела?

- Да вы что! - В глазах у Григория было искреннее возмущение.

- А все вот говорят...

- Все? Они меня за ноги держали, что ли?

- Зря я взял тебя. Придется откомандировать из опергруппы, хоть у тебя и генеральская фамилия.

- Пожа-алуйста... Поплачу и перестану. - И вдруг Еременко сразу насторожился: - Одиночный. А? Легковушка.

Он чуть приподнялся на локтях, вытянул худую шею, глядя вправо. Алейников тоже услышал едва внятный звук мотора, а потом и увидел зеленый открытый автомобиль, выкатившийся из-за кромки леса, откуда недавно выползала танковая колонна. Машина нырнула в лощину, скрывшись из глаз, через три-четыре минуты выползла из низины.

Автомобиль приближался медленно, ныряя по ухабам. Еременко глядел на него напряженно. И вдруг ноздри его раздулись и задрожали.

- Какая-то шишка едет, а? Видать, небольшая, раз без охраны...

Еременко умолк, закусил губу. Немецкий автомобиль приближался. Алейников теперь различал, что в автомобиле было всего двое - шофер и, видимо, какой-то офицер в черном плаще.

- Товарищ майор! - прошептал Григорий. - Надо захватить машину! Сядем вместо них да поедем...

Алейников думал о том же, вынимая из кобуры пистолет. Кроме этого пистолета да автомата у Еременко, оружия у них не было.

- Э-э, не годится! - со стоном произнес Яков в следующую секунду. - Вон, гляди...

Из-за кромки леса выползала новая колонна вражеских танков.

Со щек, с бровей, с подбородков Алейникова и Еременко капало. Яков с раздражением ударил рукояткой пистолета по мокрой земле.

Еременко же напряженно смотрел в сторону перелеска. Головные танки уже спускались в лощину. Григорий глядел и глядел на них, точно хотел пересчитать, на виске его сильно дергалась тоненькая жилка. Потом уставился на пистолет Алейникова, зажатый в кулаке.

- Товарищ майор! - Голос Еременко был хриплым, неузнаваемым. - Если я попытаюсь остановить машину, то вы можете с первого выстрела...

- Как это... остановить?

- Вы с первого выстрела можете уложить шофера? - мотнул упрямо головой Григорий. - Одиночного пистолетного выстрела в танках не услышат... когда они в лощине будут. Только с первого - иначе мне гибель! И папа зарыдает, поскольку нет у меня мамы... Разве что Валерия поплачет.

Немецкий автомобиль был уже напротив кустарников, за которыми лежали Алейников с Еременко.

- Ты что задумал?

- Последний танк в лощину спускается! - вместо ответа прокричал Григорий. - Запомните - с первого! В шофера... И у вас всего три минуты! Три! Они меня обязательно начнут обыскивать...

Прохрипев эти бессвязные будто слова, Григорий сбросил пилотку, встал во весь рост, поднял руки и, мокрый и грязный, со спутанными волосами, шагнул через кустарник. Алейников услышал, как скрипнул тормозами автомобиль и оба немца, шофер и офицер, выскочили из машины. Шофер прижимал к животу автомат, офицер уже выхватил пистолет. Оба они, направив оружие в сторону приближающегося русского солдата, ждали замерев, когда он подойдет.

Еременко шел так, чтобы не закрыть для Алейникова немецкого шофера. И Якову сразу же стал ясен дерзкий, может быть, даже безрассудный план Григория. Он понял, когда он должен стрелять в немецкого шофера с автоматом, ни секундой раньше, ни секундой позже.

С того мгновения, как Еременко поднялся со вздернутыми кверху руками, прошло полминуты. Вот прошла минута... Всего через сто двадцать секунд головные танки из немецкой колонны покажутся из лощины. В Алейникове, как всегда в подобные критические отрезки времени, заработал внутренний хронометр. Видимо, так же обостренно чувствовал время и Еременко, потому что Алейников заметил, как тот прибавил шагу. Вот он уже с поднятыми руками стоит возле автомобиля. Немецкий шофер держит его на прицеле, воткнув оружие чуть ли не в лопатки, а офицер, не выпуская пистолета из правой руки, левой, чуть пригнувшись, ощупывает Григория - нет ли где у него оружия.