Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Как бы ни радовала роялистов смерть Кромвеля, из Англии приходили вести, свидетельствующие о том, что жизнь в стране течет спокойно и налаженно. Авторитет кромвелевской семьи выглядел неколебимым, а мир, воцарившийся в Англии, не давал никаких оснований надеяться на бунт. Карл же тем временем впал в полную нищету. Испанцы не платили денег уже четыре месяца, и совершенно обносившийся, не знающий, что и делать, король был вынужден продать столовое серебро и есть из обыкновенной миски. Было заметно, как он похудел и стал раздражительным. «Куда пропало все его добродушие», вздыхает один придворный. Но от таких сочувствующих ему становилось еще хуже. В то время как сам Карл переносил нужду стоически, его разочаровавшиеся во всем приверженцы утратили всякий самоконтроль. Однажды на теннисном корте разыгралось настоящее побоище, и обезумевших от злобы пьяных придворных удалось разнять только благодаря вмешательству герцогов Йоркского и Глостерского. Этот эпизод настолько встревожил их, что о нем было доложено королю, который в тот же день призвал к себе буянов. Но что он мог сделать, даже когда узнал все отталкивающие подробности неприглядной сцены? Только посадить эту публику под домашний арест и лишить еды; ведь капризных мальчишек любят во всем мире. Наутро ссору замяли, все необходимые извинения принесли, но, по словам одного из приближенных короля, «если все пойдет так и дальше, нам конец».

Как уже нередко случалось, поворот в жизни Карла произошел как бы помимо него самого — благодаря стечению обстоятельств и усилиям других людей. Хотя английский народ признал Ричарда Кромвеля своим протектором спокойно, под поверхностью, на глубине национальной жизни уже начиналось волнение. Армии нужна была сильная политическая власть; кроме того, военные требовали от Ричарда укрепления в войсках высокого религиозного духа путем подбора богобоязненных офицеров, которые будут ревниво следить за исправлением нравов и защищать мирные религиозные меньшинства. Участившиеся в армии молитвенные сходки свидетельствовали о сильном недовольстве, и ситуация выправилась только после того, как Ричард созвал большое армейское собрание, на котором выразил согласие с общими устремлениями и отказался от множества властных прерогатив в военной жизни, за исключением важнейшей — назначения на высшие должности. На трудности подобного рода накладывалась так и не разрешенная проблема государственного долга. При всех победах кромвелевского флота в противоборстве с голландцами война в народе была крайне непопулярна и попросту разорительна. Испанские каперы подрывали британскую торговлю, а самому флоту не удавалось себя прокормить. Несмотря на высокие налоговые ставки, денег государству чувствительно не хватало, и в результате армейцам то и дело задерживали выплаты. Подсчеты показали, что внутренний государственный долг составляет более двух миллионов фунтов, а денег в казне фактически нет. Единственный выход — созвать сессию парламента, который еще больше увеличит налоги.

Узнав об истинном состоянии финансов, парламентарии пришли в ужас. Высшие армейские чины требовали роспуска законодательного собрания и, получив отказ, ответили демонстрациями в окрестностях Лондона. Ричард остался всего с двумя сотнями армейцев против нескольких тысяч, собравшихся в Сент-Джеймском дворце. Поражение его было очевидно, и когда солдаты начали грабить винные погреба в Уайтхолле, ему пришлось согласиться на роспуск парламента. Закаленный в боях протектор стремительно превращался в «Беднягу Дика»; под давлением армии парламент проголосовал за уплату всех его долгов и предоставление ему пенсии — в обмен на отказ от участия в общественной жизни и мирное уединение. Эксперимент под названием «протекторат» закончился, однако страна была настолько возбуждена, что многие опасались вспышек насилия.

У двора в изгнании мог возникнуть сильный соблазн использовать это положение, однако Хайд призывал к величайшей осторожности и выражал надежду, что король «не даст себя спровоцировать на какие-либо резкие действия». Он считал, что существующий в Англии режим падет сам по себе, и призывал Карла и его приближенных к мудрому выжиданию. К тому же, по его мнению, у короля мог вот-вот появиться могучий, хотя, быть может, и невольный союзник. Выказывая незаурядную проницательность, Хайд и близкие ему люди все пристальнее поглядывали на генерала Монка, командующего военными силами протектората в Шотландии. Вот он действительно может способствовать Реставрации. Во всяком случае, общее мнение сводилось к тому, что генерал «не против этого — ни в принципиальном, ни в личном плане». Чрезвычайно важно и то, что он «командует абсолютно самовластно армией, превосходящей английскую». С таким человеком следовало обращаться с величайшей осмотрительностью. Монк был «замкнутый мужчина, чрезвычайно высокого мнения о себе, полагающий, судя по всему, что знания и авторитет в армии позволяют ему рассчитывать на титул пэра и место протектора». Критически важным представлялось удержать его от самостоятельных действий. Используя самые тонкие подходы, следовало «убедить его, дав надежные гарантии в том, что союз с королем соответствует его собственным интересам — интересам чести и положения, не говоря уже о материальных выгодах и уверенности в будущем». Что же касается способов достижения цели, то есть восстановления короля на троне, то это полностью прерогатива Монка. Карл и его приближенные и не подумают вмешиваться или оспаривать его решения.

И все же, пренебрегая мудрыми советами Хайда, двор стремительно втягивался в разного рода заговоры, которые, впрочем, ничем не кончались. В мае 1659 года к Карлу явился один непримиримый роялист по имени Джон Мордаунт. У него возник смелый и на первый взгляд реальный план, по которому ячейки роялистов по всей стране должны были выступить одновременно и, собравшись в кулак, обрушиться на правительство. К середине июня Мордаунт счел, что к выступлению все готово, а еще через две недели Карл писал ему: «Решено, что либо я, либо брат, либо мы оба, коли на то будет воля Божия, будем с вами». Казалось, временам бездействия подошел конец и Карл вот-вот покинет Бретань, пересечет пролив, контролируемый флотом Английской республики, и лично возглавит повстанцев.

Но тут возникли обычные трудности. Участники задуманной операции проявили чрезмерный оптимизм и к тому же так и не сумели добиться единства. Уже само их количество породило фатальную утечку информации, чем не замедлили воспользоваться правительственные агенты. Лондон действовал без промедления — наиболее заметных вожаков заговорщиков арестовали, были захвачены большие запасы оружия. В общем, все или почти все пошло прахом. Лишь сэр Джордж Бут показал себя сильным военачальником: ему удалось взять под контроль большую часть Чешира и некоторые районы Ланкашира. Но даже и он, столкнувшись с контрнаступлением парламентских отрядов во главе с Джоном Ламбертом, вынужден был, переодевшись женщиной, бежать. При этом Бут по глупости попросил у хозяина гостиницы бритвенное лезвие, а тот сообщил куда нужно, его арестовали и бросили в Тауэр, предъявив обвинение в измене. Надежды роялистов в очередной раз рухнули. Джермин писал, что вести из Англии «не только хуже, чем можно было ожидать, они просто ужасны».