Владлен Сироткин - Анастасия, или Кому выгоден миф о гибели Романовых

Мама была против великого князя и говорила, что он старый, выжил из ума, чтобы государь не слушал его.

По два и по три часа продолжались разговоры, и я все запоминала. Если беседовали на третьем этаже, я пробиралась и туда. Думаю, что государь и мама могли договориться, чтобы я передала разговор маме, чтобы государю не делать это самому. Мама была довольна, что находится в курсе дел. Иногда после разговора государь и мама встречались в смежной с кабинетом отца комнате, садились за столик друг против друга и беседовали.

Государь не опасался подслушивания в кабинете, потому что комната для гостей всегда была пустая, больше подслушать неоткуда: другая дверь из кабинета вела в парадный вход к, подъезду со львами, во дворик с замечательными цветочными клумбами.

Великого князя всюду сопровождал адъютант, его крестник, Максим. Он из крестьян. Но, глядя на этого двадцатичетырехлетнего блестящего офицера, не подумаешь, что он не дворянин. Он был хорошего роста, черненький и нравился всем женщинам. Он бывал и на фронте, ходил в разведку и прекрасно справился с заданием, его хотели наградить орденом.

Великие князья имели влияние на государственные дела через совещания. Один раз в месяц они собирались в Зимнем дворце без жен или в присутствии нескольких и говорили о семейных, внутрироссийских и международных делах. Во главе собрания всегда были Николай Николаевич или Михаил Александрович. Михаил Александрович любил выступать на таких совещаниях. Великие князья принимали решения и сообщали о них государю. Если отцу нравились предложения, он принимал их, если нет — отказывал, объясняя это тем, что хотя они и великие умы, считает решение нецелесообразным.

Великие князья любили и обожали государя, его и нельзя было не любить. Государыню недолюбливали, считали, что имеет пристрастие к своим, немцам, но из вежливости воздавали почет, уважение и до некоторой степени преклонялись перед ней.

Некоторые великие князья вели довольно скромный образ жизни. Великий князь Сергей Павлович жил неподалеку от Зимнего дворца. Его жена, Ниночка, хорошенькая, нежненькая, походила на иностранку. На ней всегда были кофточки, халаты из вилянсьена, кружев, которые были ей к лицу. У них двое детей: Мишенька и Любочка. Мишенька дружил с Алешенькой. Сергей Павлович — военный, лет тридцати пяти. Потому в их доме висели военные украшения. Они обожали Малый театр и в доме были картины сцен из пьес Островского «Бедность не порок», «Не в свои сани не садись», «Волки и овцы».

Другой великий князь — Сергей Александрович — молодец. Я смотрела на него, когда он был при орденах, и думала: вот герой, стройный, статный, красивый. Ему было лет сорок пять, он жил в хорошо обставленной квартире со старинной мебелью и картинами великих мастеров. Великий князь сватался к Ольге, моей сестре, но получил отказ — мама была против.

Великий князь Дмитрий Павлович — не красавец, но симпатичный и скромный. Он переписывался с моей старшей сестрой, интересовавшейся умными молодыми людьми. Дружбы между ними не было, просто Дмитрий был внимателен к ней и все, что сестра ни просила, делал с удовольствием. Он сирота, его родители умерли от холеры, осталась только бабушка, и Ольга жалела его. Когда он приходил, сестра оставляла все дела и беседовала с ним, угощала шоколадом и шампанским.

Дмитрий участвовал в покушении на Распутина, он патриот, за убийство его и отправили на Кавказ.

Великий князь Константин Константинович — особенный среди великих князей. Он драматург, и моя сестра Ольга очень уважала его. Скромный, застенчивый и молчаливый — надо было постараться, чтобы разговорить его, Константин Константинович нисколько не важничал, говорил о себе, что он плохонький драматург, и ставил в пример Островского.

Жена князя Елизавета — балерина, и хорошая балерина, она на десять лет моложе своего мужа, миленькая, веселенькая. У них было двое деток: мальчик и девочка. Приходя из театра, Лиза переодевалась, немного отдыхала и шла к детям, сажала их на колени и рассказывала о балете. Всегда разговор заходил о Кшесинской, которую считали талантливой и умной. Их общество состояло из ученых людей, они водили знакомство с учеными за границей, дружили с семьей Кюри, ставшей впоследствии знаменитой. Они очень любили Францию и, если была возможность, оставляли детей у матери и отправлялись в Париж. Останавливались всегда в семье Кюри.

Особый разговор о моей тете Елизавете Федоровне. Мы ездили к ней в монастырь, где тетя встречала, усаживала, предлагала сперва выпить святой воды, потом закусить, после чая пили кофе. Проходило время, и спрашивала: может, супчик хотите? Потом компотик, через некоторое время — кисель. Всю ночь мы молились, и она поддерживала нас, чтобы не заснули. И обязательно рассказывала что-нибудь о Господе и Божией Матери. Помню красивую историю о святой Марии, жившей при храме и имевшей в услужении ангела. Из девочек тетя выделяла Марию, что-то особенное находила в ней.

Елизавета Федоровна почитала Ксению Петербургскую, а также Елизавету, мать Иоанна Крестителя и самого Предтечу Господа. В монастыре было немного монахинь, может быть, пятнадцать, но все такие милушки, благородные, интеллигентные, особенные, как и их настоятельница.

Елизавета Федоровна отдавала себя людям. Если она слышала, что кто-то в ней нуждается, что есть скорбящие, — оставляла дела и спешила спасать, помогать, утешать. Один раз в неделю мы встречались с ней во дворце, монастыре или на квартире на Васильевском острове, которую тетя снимала по просьбе знакомых дам, предпочитавших посещать ее на квартире. Я помню эту квартиру из четырех комнат, скромно обставленную, где висели картины духовного содержания и портреты духовных лиц.

Другой родственник мамы, ее брат Эрнест, обожал маму. Между ними была нежная дружба. Он ласково целовал ей ручку и говорил:

— Милая, скажи, что ты желаешь, я все сделаю.

Он был добрый, любящий брат, приезжал почти каждый месяц и останавливался в гостинице: никого не хотел беспокоить, такой у него порядок. Нам, детям, дарил подарки, ничего особенного, без фантазии подарки. Дядя был благородный и воспитанный человек. Военный, он обожал все военное и ходил в форме с иголочки, германской или русской. Редко видела его в штатском платье. В семье дяди увлекались русской оперой, и когда один раз в году они приезжали всей семьей, не пропускали ни одной оперы. В Петербурге они останавливались у родственников на Васильевском острове. Семья дяди состояла из жены, Инги, сына Гейнца четырнадцати лет, дочери Ирмы шестнадцати лет и племянницы, сироты Ирочки. Дети учились русскому языку и говорили, что нет труднее языка.