Гельмут Фогель - Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле»

При таких скудных подкреплениях для удара навстречу группе Штеммермана было ясно, что время, отведенное немцам на вызволение окруженных сил, подходит к концу. В то же время попытка прорыва изнутри была бы очень рискованной. Кроме того, она означала бы, что множество раненых придется оставить врагу, и, скорее всего, будет потеряно много тяжелого вооружения и техники, даже если все пройдет успешно. Если же прорыв из «мешка» не увенчается успехом, он может обернуться массовой кровавой бойней. Бои последних дней позволяли предположить, что советские силы по периметру кольца были усилены, что могло сделать прорыв крайне сложным. Тем не менее какой-либо реальной альтернативы прорыву больше не предвиделось.

Утром 15 февраля Штеммерман и Лиеб встретились, чтобы обсудить возможность прорыва. Ряд мер по подготовке к прорыву уже был принят. Были сожжены секретные бумаги, были уничтожены машины, которые не смогли бы сопровождать прорывающиеся войска из-за условий местности или отсутствия горючего. Было также уничтожено значительное количество тяжелого вооружения.

Вероятно, наиболее трудно далось решение оставить раненых. В Шендеровке скопилось около 2100 раненых, из которых состояние 1450 человек было таково, что они могли лишь лежать либо сидеть. Лиеб и Штеммерман согласились, что их придется оставить. Взять их с собой означало подвергать их риску быть брошенными без помощи, потому что машины, которые могли их принять, скорее всего, должны были застрять на пересеченной местности, особенно при преобладающей в эти дни плохой погоде. Поэтому было принято решение, что те, кто не мог идти самостоятельно, будут оставлены во временном госпитале вместе с медицинским персоналом. По одному врачу из каждой дивизии должны были остаться с ранеными. Оставалось надеяться лишь на то, что советские солдаты будут обращаться с ними достаточно гуманно.

Планом прорыва было предусмотрено, что корпус Лиеба в составе корпусной группы «Б», 72-й дивизии и дивизии СС «Викинг» пойдут впереди, а корпус Штеммермана в составе 57-й и 88-й дивизий будут двигаться сзади. Из района Комаровка — Хильки авангард будет прорываться через вражескую оборону по кратчайшему пути на Октябрь, где его должен будет ждать III танковый корпус. Прорыв будет начат 23:00 16 февраля в расчете на темноту и внезапность.

В принципе план выглядел простым, но, конечно, реализовать его было весьма трудно. Во второй половине дня Лиеб провел некоторое время в доме, занятом под его командный пункт. Оттуда он мог обозревать весь «мешок», если только видимость не ухудшали снегопады. На небольшой территории скопилось около 50 000 человек. Нелегко было перемещать такую массу войск, не раскрывая свои намерения противнику. Однако советскому командованию и так должно было быть очевидно, что немцам едва ли имеет смысл пытаться соединиться с основными силами иначе, чем по кратчайшему пути.

Солдаты Красной армии, попавшие в плен к немцам и пошедшие на сотрудничество с ними, известные как «хильфсвиллиге» — «желающие помогать», или сокращенно: «хиви» (Hilfswillige — HiWi), вызывали особое беспокойство. Сотни тысяч «хиви» служили в немецких частях на Восточном фронте. Неудивительно, что, попадая в руки к советским войскам, они рассматривались как предатели, поэтому у них было еще больше причин, чем у немцев, бояться советского плена. В батарее Антона Мейзера служили десять «хиви», но в начале февраля все они исчезли. Они неплохо несли свою службу у немцев, но, осознав, что два немецких корпуса окружены, они, по всей видимости, дезертировали. Мейзер понимал, что их наверняка расстреляют, попади они в плен, и предполагал, что они попытаются разыскать партизанские отряды и присоединиться к ним.

Общеизвестно, что война на советско-германском фронте сопровождалась многочисленными случаями жестокости и зверств против солдат и мирного населения. Возможно, это нашло свое отражение в заключительном абзаце приказа Штеммермана на прорыв: «Нарушения норм международного права не должны допускаться ни при каких обстоятельствах, иначе можно будет ожидать жестокого обращения противника с нашими ранеными».

Наличие боеприпасов, в особенности для стрелкового оружия, конечно, было важным предварительным условием для осуществления прорыва. Ночной бой с расчетом на внезапность не предусматривал широкого использования артиллерии, но если бы попытка прорыва пошла бы вразрез с планом, артиллерийская поддержка могла бы оказаться необходимой. К тому же, скорее всего, до начала прорыва еще предстояли бои, а войска Штеммермана уже испытывали острую нехватку боеприпасов и крайне нуждались в дополнительных поставках по воздуху.

Снаружи кольца окружения тоже принимались различные меры, чтобы встретить группу Штеммермана. Если бы в полосу III танкового корпуса удалось выйти всем 50 000 человек, то разместить их всех стало бы непростой задачей. Местное население было эвакуировано из сел вблизи линии фронта, чтобы обеспечить кров прорвавшимся солдатам. Для того чтобы справиться с ожидавшимся большим количеством раненых, были развернуты перевязочные пункты.

Возле передовой раненые должны были получить только первую помощь. Дальше их следовало как можно скорее отправить в тыл, где уже были подготовлены поезда, которые должны были развезти их по госпиталям. Проводилась также подготовка к эвакуации раненых по воздуху.

Окажутся ли принятые немцами меры полезны, по крайней мере отчасти, зависело от советских войск. У Конева было три армии — 4-я гвардейская, 27-я и 52-я, задействованные на окружении двух немецких корпусов. 5-й гвардейский кавалерийский корпус вел боевые действия совместно с этими армиями уже более двух недель, а части 5-й гвардейской танковой армии только что прибыли в этот район. Однако эти части были истощены в результате продолжительных боев, в особенности корпуса танковой армии Ротмистрова. На вечер 15 февраля 20-й танковый корпус Лазарева насчитывал лишь шесть боеспособных танков. 29-й танковый корпус Кириченко был лишь немногим лучше, имея в своем составе 15 боеспособных танков.

И все же Конев располагал большим количеством сил, чем Штеммерман и Лиеб. Три армии по периметру окружения насчитывали 11 дивизий и поддерживались кавалерийским корпусом Селиванова и танковым корпусом Кириченко. Хотя сравнение, основанное на числе дивизий, всегда следует проводить с осторожностью, представляется несомненным, что советские силы вокруг «мешка» были сильнее окруженной группировки. К тому же, по всей видимости, наиболее сильные советские части, в частности танковые, находились между группой Штеммермана и III танковым корпусом. Шансы были не в пользу запланированного немцами прорыва, что, должно быть, понимали Конев и Жуков.