Луис Ламур - Железный шериф

— Ну… мне пришлось поработать. И спал я мало, это точно. Измучен был зверски. — Том сердито нахмурился, вспоминая. — Я временами просыпался, но мне казалось, что поезд все время ехал. Один раз я выглянул из-за борта и увидел четыре-пять домов и несколько всадников. Не знаю, что это было за место.

— По крайней мере вам повезло, что у вас оказались эти вещи.

Шанаги не ответил. Он становился все подозрительнее. Самое лучшее, что он мог сделать, — это попасть на станцию и купить билет до Нью Йорка. Там, по крайней мере, он знал, что надо делать.

— Те парни, — спросил он вдруг, — за что они хотели вас повесить?

— Я украл лошадь. За это здесь вешают. Но эту я украл после того, как ее украли у одной девчушки. Драко очень хотелось заиметь ее.

— Теперь вы вернете лошадь девочке?

— Ага.

Шанаги посмотрел на седло. — Тяжелая штука. Я имею в виду седло.

— Ковбойское. Рабочее седло. Тому, кто весь день работает с полудиким скотом, нужно хорошее, удобное седло. А это — одно из лучших. Большинство ковбоев проводят на них большую часть жизни. Я видел восточные седла… они — что твои почтовые марки. В них можно провести час-полтора, но ковбой сидит в седле от шестнадцати до восемнадцати часов. Он ловит бычков при помощи лассо, поэтому ему нужна высокая лука, где он может быстро завязать свободный конец или обернуть его вокруг; это зависит от того, где его учили и где он рос. Седло — это рабочее место ковбоя.

Лунди остановился. — Ваша очередь, хотя сам я не ходок.

Шанаги забрался в седло и устроился в странном для него сооружении. Ему было удобно. Седло следовало естественным линиям тела, и хотя стремена были длиннее, чем Том привык, он не укоротил их.

— Скоро покажется город, — произнес через некоторое время Лунди. Револьвер держите под рукой, Драко может быть где-то рядом. Банда у них дурная, они не любят, когда кто-то вмешивается в их дела.

— А как же вы?

— Когда подъедем поближе к городу, я потихоньку уеду. У меня есть друзья, которые одолжат мне оружие. Мне не нужны неприятности. И вот что, незнакомец… будьте осторожны. Я слышал вы на Востоке улаживаете споры кулаками. А у нас, как на Юге. Мы решаем свои вопросы оружием.

Когда они въехали в город, тени уже удлинились. Шанаги к тому времени опять сидел в седле. Он спешился. — Вот ваша лошадь, Лунди, — сказал он. До встречи.

— Шанаги? — Лунди секунду поколебался, словно ему не хотелось говорить. — Лучше не показывайте это ружье. Кто-нибудь может узнать его.

— Узнать? Что это значит?

— Не знаю, как оно попало к вам, — сказал Лунди, — но это ружье знают в этих краях, по крайней мере, в двадцати городах. Оно принадлежало шерифу Ригу Барретту.

— Ни разу в жизни о нем не слышал.

— Ну, а здесь о нем знает каждый. Риг был армией сам по себе. Когда он куда-нибудь приезжал, люди знали, что он там. Он чистил города от всякого сброда: от жуликов, бандитов, грабителей поездов — от всех, кто не подчиняется закону. И он никогда никому не позволял трогать свое оружие.

— Ну и что?

Джош Лунди собрал поводья и забрался в седло. — У шерифа Рига Барретта было много врагов, Шанаги. И у него много друзей, которые будут задавать вопросы и ждать на них ответы.

Лунди посмотрел на затемненную сумерками улицу. Ему надо было ехать, но он ждал. — Шанаги, — тон его стал резким от раздражения, — неужели вы не понимаете? Все захотят узнать, откуда у вас ружье Рига. Они убеждены, что единственный способ заполучить это ружье — убить Рига, и они просто не поверят, что какой-то пилигрим с востока может убить Рига в честном поединке.

— Но я не убивал его. Я его даже не видел.

— Кто этому поверит?

— Никому и не надо верить. Я уеду из города на ближайшем поезде. Этот городишко меня вообще больше не увидит.

— Если люди увидят это ружье и решат, что вы убили Рига, у вас не будет никакой возможности уехать. Они повесят тебя, мальчик. Они используют ту веревку, которую готовили для меня.

— Вы знаете этот город. Когда отправляется следующий поезд?

— Ни одного поезда до завтрашнего полудня, а тот, что идет, направляется на Запад. Поезд на Восток будет завтра вечером, примерно часов в девять.

Лунди развернул лошадь и уехал. Когда он отошел футов на пятидесяти, он окликнул Тома: — На вашем месте я не стал бы ждать завтрашнего вечера.

Том Шанаги стоял один на пыльной улице и медленно, с горечью ругался. Затем он развернул одеяла, положил в них ружье и снова завернул.

Вначале он купит что-нибудь поесть, потом — билет на поезд и место в гостинице.

В городе было время ужина, и улицы были почти пустыми. Город был совсем небольшим — два ряда магазинчиков, салунов и игральных заведений, да отель или два, вытянувшиеся вдоль улицы с обеих сторон. Здесь и там виднелись коновязи, у большинства домов были сколочены деревянные тротуары.

Шанаги подошел к тому, что было похоже на лучший отель и вошел внутрь. Клерк, высокий молодой человек с желтоватым лицом и впалыми щеками, пододвинул к нему регистрационный журнал. Том написал: "Том Шанаги, Нью Йорк", и отодвинул его обратно.

— С вас пятьдесят центов, мистер Шанаги. Вы к нам надолго?

— До восточного поезда завтра вечером, — сказал Шанаги.

— Если вас интересует игра по-маленькой, — предложил клерк, — у нас в отеле в задней комнате как раз играют.

— Спасибо. — Дома Шанаги сам помогал обдирать простаков и просто так на обман не поддавался. — Я не играю.

— Нет? Значит, наверное…

— Девушку я тоже не хочу, — сказал Шанаги. — Я хочу что-нибудь поесть, отдохнуть и почитать нью-йоркскую газету, если она у вас есть.

Он не очень понравился клерку. Тот ткнул пальцем в сторону двери, из-за которой доносился звон тарелок. — Можете поесть вон там. — Затем клерк ткнул в противоположную дверь. — А там есть салун. Что же касается нью-йоркской газеты… — Он пошелестел газетами, лежавшими на стойке, по виду читаные-перечитаные. — Боюсь, у нас нет ни одной. Время от времени коммивояжеры оставляют их в фойе, можете посмотреть сами.

Шанаги подумал и решил, что не стоит. Он взял ключ, посмотрел на клерка, взял одеяла и пошел к лестнице. Может статься в газете ничего не будет о войне банд. Всегда были и будут драки, стычки между группировками и убийства, и газеты сообщали лишь о малой их части. Джон Моррисси был, конечно, популярной фигурой, но Эбен Чайлдерс едва ли был известен за пределами Файв Пойнтс, Бауэри и парой мест по соседству с Бродвеем.

Обстановка комнаты была скудной. Окно, выходящее на улицу, кровать, кресло, кресло, трюмо с овальным зеркалом, а на трюмо — белый таз и кувшин с водой. Рядом на вешалке висело полотенце.

На полу лежала истертая ковровая дорожка. Шанаги снял пиджак, закатал рукава, умылся, смочил волосы и причесался.