Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь

Слопали мы его вдвоем. Не бог весть какие порции, но по восьми на брата досталось. Наелись от пуза. И все же повар учинил расправу над нами на свой лад. Он с улыбочкой доброжелательной предложил нам по полной миске каши, чтобы посмотреть, как мы будем есть. Что ж, съели с благодарностью, изображая оголодавших, и не вырвало, хотя и тянуло. Никогда не забудется этот случай.

Воровали продукты и во время движения на фронт, когда такая возможность подворачивалась, причем делали это порой виртуозно, как и припрятывали потом добытый приварок к котловому довольствию. Воевавший в 118-й отдельной танковой бригаде Григорий Шишкин вспоминал, как во время движения эшелона с танками и их экипажами к передовой в Туле его вызвали к командиру бригады с замполитом:

«Прихожу, сидят: «Военный комендант доложил, что наши танкисты вскрыли и ограбили вагон с копченой свининой. Срочно проверить! Не дай бог будет проверка! Найдут — тебя же и расстреляют». Я, конечно, перетрусил. Собрал своих коллег, лейтенантов, объяснил задачу. К себе прихожу, залез в танк, посмотрел во всех закутках — ничего нет. Поехали дальше на фронт, никакой проверки не было. Кто будет воинскую часть проверять?!

Надо сказать, кормили паршивенько — бульон из гороховой муки. А тут на второй или третий день после этого случая приносит мне командир башни, сержант, котелок: «Лейтенант, обед». Я опустил ложку, а там кусок копченой ветчины. Думаю: «О! Наконец-то начали кормить. Видимо, подъезжаем к фронту». Потом узнаю, что другим ничего не давали. Я так и так — молчат. Спрашиваю: «Японский бог! — Мы тогда в выражениях не стеснялись. — Откуда это?!» — «Лейтенант, да все прошло уже, мы уехали». — «Покажите, где вы спрятали?! Я искал, не нашел».

Так они что, мерзавцы, сделали. Они из снарядных ящиков вытащили часть снарядов и разложили их в ниши. Ветчину положили на дно ящиков и прикрыли ее снарядами. Оказывается, все танкисты бригады так сделали! Ладно. «Как украли-то?! Там же каждый вагон охраняется!» — «Мы подошли, спросили: «Ты откуда будешь-то?» — «Да я ивановский». — «А, ивановский, а у нас есть ивановский! Петь, подойди сюда». — «Какой район?» — «Да елки-палки, я тоже с этого района». Короче говоря, разговорили. А в это время сняли пломбы, открыли двери. И несколько тушек копченой свинины свистнули».

Осуждать солдат за такие дела сегодня как-то не особенно хочется, тем более воровали-то они обычно не от хорошей жизни, а когда совсем уж живот подводило.

Бийчанин Иван Карнаев поведал об одном таком эпизоде, случившемся в его военной жизни. Он произошел в блокадном Ленинграде зимой 1941–42 годов (самой голодной и холодной. — Авт.).

«Перед отправкой на фронт, дня за два, меня поставили на дежурство около комнаты, где жил заместитель командира полка по тылу. Мой предшественник по дежурству сказал мне, что в комнате у капитана в коробке есть килограмм 20 сахара, дверь на замок не закрывается, и незаметно можно взять себе сахару. Я, конечно, этим воспользовался, пока капитана не было, быстро зашел в комнату, где около тумбочки, под бумагой, стояла большая коробка с сахаром. С килограмм я взял его, и положил в сумку противогаза, затем увидел — на окне стоит железная банка со сгущенным молоком, где-то литров 10, я отпил несколько глотков и, закрыв дверь, стал на свой пост. В течение последующих трех дней я понемногу повторял эту процедуру в комнате капитана. Однажды вечером капитан пришел с молодой белокурой девушкой и сказал, что пост снимается, завтра можно не приходить. Капитану было лет сорок, лысый, с мясистым лицом, толстоватой фигурой. Воспользовавшись небольшой дозой капитанских продуктов, я поправил свое здоровье, физически окреп».

П.В. Рухленко, комиссар артбатареи 1102-го стрелкового полка (полк находился в окружении в Мясном Бору. — Авт.):

«Голод сводил людей с ума. Когда транспортные самолеты еще сбрасывали нам мешки с сухарями, интенданты были вынуждены ставить охрану, чтобы мешки не растащили.

А старшины и бойцы, получавшие эти ничтожные пайки, лучше вооружались, дабы можно было отбиться от грабителей».

Воровали, конечно, не только продовольствие, но и, скажем… дрова. Обучавшийся перед отправкой на фронт в 1-м Томском артиллерийском училище Евгений Монюшко вспоминал:

«Главной проблемой были хорошие дрова, а прижимистые кладовщики старались сбыть со склада сырые или неудобные в разделке суковатые бревна. Пользуясь тем, что обычно наряд на кухню и в караул назначался из одной батареи, заключалось тайное соглашение, и часовые «не замечали» товарищей, проникавших на склад за парой хороших дровин.

Несколько раз проводилась и такая инсценировка. Часовой задерживал одного из курсантов, приблизившегося будто случайно к посту. Пока вызывали начальника караула и выясняли обстоятельства задержания, часовой держал «на мушке» нарушителя и, естественно, не мог видеть, хотя, конечно, знал, что с задней стороны выносят дровишки на кухню. В результате часовой получал благодарность за бдительную службу, а кухня — хорошие дрова».

А вот будущий снайпер Елена Жукова во время учебы в Подольске и вовсе украла половую тряпку:

«Однажды, возвращаясь из Москвы, я совершила самую обыкновенную кражу. Сейчас стыдно признаваться, но именно украла. В нашей снайперской школе почему-то постоянно возникали проблемы с половыми тряпками. Надо мыть полы, а тряпок нет, и не знаешь, где их искать. Ни старшина, ни командиры отделений не озадачивали себя этой проблемой, предоставляя курсанткам самим решать ее. Решали кто как мог, чаще всего просто тащили друг у друга. И вот однажды ехала я из Москвы, вышла на станции Силикатная, гляжу, а из-за бочки с песком торчит большой кусок мешковины. Недолго думая вытащила этот кусок и понесла в школу. На какое-то время проблема с половой тряпкой в нашем отделении была решена. Надо сказать, что угрызениями совести я не мучалась».

Не мучался ими и практически никто из тех фронтовиков, кому во время войны приходилось пользоваться «совместным имуществом». Александр Пыльцын в своей книге «Правда о штрафбатах» пишет о том, что «найденные» у пленных немцев часы, зажигалки, портсигары и прочие более-менее ценные вещи штрафбатовцы считали своими законными трофеями, и офицеры им в этом деле не препятствовали.

Вообще же к захваченным — украденным вещам отношение в среде окопников было вполне пренебрежительное. Иван Новохацкий, к примеру, вспоминал, как уже в Чехословакии солдаты обнаружили в одном из поселков большое количество тюков с разнообразными хорошими тканями — бостон, бархат и т. д. Недолго думая, они стали отрывать от них куски и наматывать вместо портянок.

Приверженность же к особо ценимому ныне вещизму на фронте порой заканчивалась очень грустно. Мансур Абдулин вспоминал об одном из таких случаев: