Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь

«Десятки тысяч тонн продовольствия оставались на восточном берегу в ожидании погрузки на баржи. Громадными штабелями на земле, прикрытой досками, высились мешки с мукой, крупой, солью, сахаром; ящики со сливочным маслом, мясными и фруктовыми консервами нагромождались рядом с боеприпасами. Их немилосердно жгло солнце, их поливали дожди. В сильный ветер озерные волны докатывались до нижнего ряда сложенных мешков и ящиков. Охраны не хватало, редко где стоявший красноармеец, затерявшись в высоких штабелях продуктов, не мог охватить взглядом охраняемый им участок склада. Начались хищения. Тысячи различных опустевших банок валялись на берегу, доски от разломанных ящиков с маслом плавали вдоль берега».

Эвакуированный из Ленинграда на «Большую землю» и проехавший по ней до деревни Старо-Ажинка Солтонского района Алтайского края Евгений Монюшко о первой (и самой страшной для горожан) блокадной зиме вспоминал так:

«Наиболее тяжелый период в снабжении хлебом был уже после первого повышения норм на хлеб, которое состоялось 25 декабря 1941 года. В первой половине января, в силу причин, связанных не с нехваткой муки, а с недостатком топлива для выпечки и с нарушением водоснабжения, несколько дней хлеб поступал в магазины с большими перебоями, его не хватало, и длинные очереди стояли на морозе, не расходясь даже при близких взрывах снарядов, — люди только падали и прижимались к стенам домов. Можно было говорить, что люди не стояли, а лежали в очереди. Ушедший из очереди по любой причине, терял право на возвращение в нее, и никакие просьбы и уговоры не помогали».

В своей книге «Разговор с другом (страницы пережитого)» ленинградский писатель Александр Розен (его мать жила во время эвакуации в Тальменке. — Авт.) пишет об этом периоде блокады: «Ленинград погибал. Продовольствие поступало к нам со всех концов России, уже на контрольно-пропускных пунктах считали не на килограммы, а на тонны, но двадцать седьмого января перестал работать городской водопровод, встали хлебозаводы».

С установлением блокады, когда прекратилось железнодорожное сообщение города со страной, товарные ресурсы настолько снизились, что не обеспечивали снабжения населения основными видами продовольствия по установленным нормам. В связи с этим в сентябре 1941 года были приняты жесткие меры экономии продовольственных товаров, в частности, снижены нормы выдачи хлеба рабочим и инженерно-техническим работникам с 800 г в сентябре до 250 г в ноябре 1941 года служащим соответственно с 600 до 125 г, иждивенцам — с 400 до 125, детям до 12 лет — с 400 до 125 г. Такое же максимальное снижение норм выдачи в указанные месяцы произошло по крупам, мясу, кондитерским изделиям. А с декабря из-за отсутствия ресурсов по рыбе норма ее выдачи не объявлялась ни по одной из групп населения. Кроме того в декабре 1941 года жители города недополучили, по сравнению с нормой, сахар и кондитерские изделия.

В сложной обстановке недостатка продовольственных ресурсов промышленность Ленинграда изыскивала возможность создания пищевых заменителей, организовывала новые предприятия по их выработке. Заменители были использованы в хлебной, мясной, молочной, кондитерской, консервной промышленности, а также в общественном питании, о чем говорилось в справке секретаря горкома ВКП(б) Я.Ф. Капустина на имя первого секретаря Ленинградского горкома и обкома ВКП(б) А.А. Жданова.

В хлебопекарной промышленности пищевая целлюлоза как примесь к хлебу применялась в СССР впервые. Производство ее было организовано на шести предприятиях. Одним из показателей мобилизации внутренних ресурсов в хлебопекарной промышленности явилось повышение припека хлеба до 71 %. За счет повышения припека было получено дополнительной продукции 2230 т. В качестве компонентов при выработке мясной продукции были использованы кишки, соевая мука, технический альбумин (его получали из яичного белка, плазмы крови животных, молочной сыворотки). В результате было произведено дополнительно 1360 т мясопродуктов, в том числе студня 730 т, столовой колбасы — 380, альбуминовой колбасы — 170 и хлебца растительно-кровяного — 80 т. В молочной промышленности было переработано сои 320 т и хлопкового жмыха 25 т, что дало дополнительно продукции 2617 т, в том числе: соевого молока 1360 т, соевых молоко-продуктов (простокваша, творог, сырники и др.) — 942 т.

В общественном питании широко использовалось желе, приготовленное из растительного молока, соков, глицерина и желатина. В ноябре такой продукции было реализовано 380 т. Отходы после помола овса использовались для изготовления овсяных киселей, ягодное пюре получали из клюквенных отходов. Группа ученых Лесотехнической академии и ВНИИ сульфитно-спиртовой промышленности под руководством М.Я. Калюжного разработала технологию производства пищевых дрожжей из древесины. Из 1 т сухой древесины получали около 250 кг дрожжей. Их посылали на фронт, часть использовалась в городе на фабриках-кухнях. 23 ноября 1941 года горисполком постановил организовать изготовление дрожжей во всех районах города.

Об использовании этого продукта Александр Розен пишет так: «Был так называемый дрожжевой суп, который не все могли есть, у некоторых он вызывал тяжелые желудочные колики. Одно время его «не рекомендовали», затем он стал неслыханной роскошью. Мама не могла его есть. Ни в декабре, ни даже в январе. А я ел с наслаждением. Горячий и что-то в нем плавает. Что там плавало, я и по сей день не знаю»

Во второй половине января 1942 года в связи с полным восстановлением железнодорожного участка Тихвин-Войбокало и улучшением работы Ладожской ледовой трассы увеличился завоз продовольствия в Ленинград и были повышены нормы на хлеб всем группам населения. По сравнению с январем 1942 года, в феврале нормы выросли на 100 г у рабочих, ИТР и служащих и на 50 г — у иждивенцев и детей до 12 лет. С января была восстановлена прежняя месячная норма снабжения по жирам: рабочим и ИТР — 800 г, служащим — 400, иждивенцам — 200 и детям до 12 лет — 400 г. С февраля были введены также прежние нормы на крупу и макароны: рабочим и ИТР — 2 кг, служащим — 1,5, иждивенцам — 1 кг. Во второй половине февраля и в начале марта установленные нормы всех видов продовольствия стали отовариваться полностью.

В этих условиях многие ленинградцы погибли из-за того, что не могли правильно распределить получаемые продукты на весь срок до следующей выдачи и, съев все в первые же дни, оставались совсем без пищи. Ослабевший организм этого не выдерживал.

Также, как и многие другие блокадники, Монюшко вспоминает о том, как ленинградцы употребляли в пищу столярный клей в плитках (предварительно запаривался в воде около суток, а затем варился до растворения плитки — одна плитка на два-три литра воды). Чтобы отбить специфический запах, в это варево добавляли сохранившиеся у многих хозяек с довоенных времен специи — лавровый лист, перец. Используя не только мясо, но и жир, соскобленный со шкурки, ели кошек и собак.