Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь

В итоге полковник Михайлов был смещен с поста начальника училища и назначен на должность с понижением, а капитан Соколов и лейтенант Колосов пошли под трибунал.

«Капитанов соколовых» и «лейтенантов колосовых» в Красной армии, что греха таить, хватало, но по счастью хватало в ней и командиров (в том числе и интендантов), заботящихся о солдатском желудке, ну если не совсем как о своем собственном, то близко к этому.

Механик-водитель тяжелого самоходного орудия Электрон Приклонский на переформировке за войну побывал не единожды и вспоминал, как на пути от передовой к месту нового формирования в мае 1944 года снабженцы их части еще в Молдавии запаслись несколькими коровами и здоровенными кабанами, мукою, крупами и постным маслом, воспользовавшись тем, что в то время за Бугом все было крайне дешево. За два-три перегона до станции назначения дошлые хозяйственники оперативно сгрузили скот, и добровольцы пастухи из солдат на рысях угнали животных в лес подальше от бдительных глаз. Получавшие затем весьма неплохое питание бойцы высоко оценили «военную хитрость» полковых кормильцев.

В общем, бывало и так, и эдак, и, как понятно из приказа, не всегда голодать нашим солдатам и офицерам приходилось по вине Сталина, но и по независящим от Верховного главнокомандующего причинам.

Питание на передовой (если таковое имелось) было, как правило, два раза в сутки: утром до рассвета, когда темно и противник не видит, и вечером, когда наступает темнота.

Посмотрим на наименование и количество продуктов в нормах суточного довольствия для личного состава боевых частей действующей армии.

Хлеба из ржаной и обычной муки полагалось 800 900 граммов на день (в зависимости от времени года), мяса — 150, рыбы — 100, масла — 20, сала — 30, овощей разнообразных — 820, крупы — 140 г. Плюс к этому разная мелочь в виде перца, горчичного порошка или уксуса.

Личному составу войск первой линии Карельского фронта приказом № 312 НКО СССР в декабре-феврале полагалось выдавать по 25 г сала в сутки на человека дополнительно.

В общем, когда все было нормально (если такое слово вообще применимо для войны. — Авт.), кормили бойцов и командиров Красной армии довольно неплохо. В письме с фронта, датированном 29 апреля 1942 года, заместитель политрука Ю.И. Каминский рассказывает матери: «Получаем утром суп с мясом, крупой (или макаронами, или галушками), картошкой. Супу много, почти полный котелок. По утрам же привозят хлеб — 800–900 граммов в день, сахар, махорку или табак и водку сто граммов ежедневно. В обед снова появляется суп, бывает и каша. Ужин обычно состоит из хлеба, поджаренного на печке и посыпанного сахаром. Иногда к этому прибавляется колбаса 100 граммов в обед и 30 — утром. В годовщину Красной армии у нас были и замечательная селедка, и колбаса, и пряники, и т. д. Теперь ждем Первого мая».

По воспоминаниям выпускника Барнаульского пехотного училища Юрия Стрехнина, прибывшего на Северо-Западный фронт в начале 1943 года, самых слабых новобранцев сразу же после призыва, по заключению врачей, направляли в особые команды, вроде команд выздоравливающих. Там их подкармливали усиленным пайком и во время занятий давали не очень большую нагрузку, и только после того, как они набирались силенок, направляли в части. «Но все равно эти недавние заморыши еще не похожи на взрослых бойцов, — сетует в своих записках о войне Юрий Федорович. — Да и как им быть похожими — по закону о военной службе, введенному во время войны, призывают тех, которым исполнилось семнадцать лет и восемь месяцев. Когда началась война, этим ребятам было лет по пятнадцать — самое время взросления организма, когда недоедание особенно сказывается.

Нам с этими ребятами хлопотно. Кое-кто из них не выдерживает солдатской нагрузки, которая ложится на их полудетские плечи. Таких слабосильных рискованно определять в роту противотанковых ружей, в пулеметную или в минометную роты: там тяжелое оружие, его приходится таскать на себе да еще совершать с ним длительные марши. В эти роты мы направили из пополнения тех, кто покрепче. А мальчишек-недоростков — в стрелки, в автоматчики».

Заботиться о своем пропитании этим мальчишкам (по крайней мере, в теории) с этого момента не требовалось. Для того чтобы и у них, и во всех окопах с едой было примерно так, как в апреле 1942 года у политрука Каминского, трудилось огромное количество людей, в просторечии именуемое

Есть в солдатском лексиконе такое грубое слово — чмо, чмошник, обозначающее человека никчемного и попросту опустившегося. Живет это слово, наверное, и в нынешней армии (по крайне мере, в начале 80-х, когда автор служил в Советской армии, было весьма в ходу), а родилось на войне. К примеру, в повести писателя-фронтовика Виктора Курочкина «На войне как на войне» механик-водитель Шербак говорит: «Чтоб два раза не ходить, я выпросил у чмошников коробку».

Происхождение этого малоприятного слова очень простое. ЧМО означает не что иное, как «часть материально-технического обеспечения».

Испытывая вместе с бойцами первого эшелона все ужасы бомбежек и артобстрелов, бойцы и командиры таких подразделений в атаку все же не ходили, разве что когда пехоту выбивали практически подчистую и из ближайших тылов «гребли» в траншеи всех, кто мог держать в руках оружие. Так было у нас, точно так же было и у немцев. Потому хоть числились чмошники солдатами, да солдатами как бы второсортными — смерть видавшими пореже, а котелок с кашей — почаще. Фронтовики-окопники — и наши, и немцы — относились к ним со снисходительностью и даже презрением, зачастую излишним.

В любой сражающейся армии на каждого бойца передовой линии приходится несколько тыловиков. К примеру, в 5-й гвардейской армии кроме боевых частей имелись 92 подразделения тыловых служб: автогужевые, транспортные подразделения, санитарные, ветеринарные, продовольственные, военно-технические и т. д. В то время передвижного холодильного оборудования еще не было, и за частями армии двигалось огромное стадо, именуемое на военном языке «45-м армейским гуртом продовольственного скота».

Бесперебойное обеспечение находящихся на переднем крае солдат и командиров всем необходимым трудов стоило немалых, и легли они во многом на женские плечи.

«Я не стреляла… Кашу солдатам варила, — рассказывала писательнице Светлане Алексиевич спустя многие годы после войны рядовая, повар Александра Масаковская. За это дали медаль. Я о ней и не вспоминаю: разве я воевала? Кашу варила, солдатский суп. Тягала котлы, баки. Тяжелые-тяжелые. Командир, помню, сердился: «Я бы пострелял эти баки. Как рожать после войны будешь?» Однажды взяли все баки пострелял. Пришлось в каком-то поселке искать баки поменьше.