Олег Казаринов - Обратная сторона войны

Мои одноклассники украдкой хихикали, прекрасно зная о моем увлечении наполеоникой, и занимались своими делами, радуясь, что вместо урока, скорее всего, предстоит «разбор полетов».

Я тоже сидел молча, искренне недоумевая из-за чего, собственно, весь сыр-бор.

В конце концов все вылилось в ленивое обсуждение того, что Наполеон все же не Гитлер и имеет некоторое право на уважение.

Я не собираюсь присваивать себе титул идейного бунтаря и борца с тоталитарной системой, как сейчас делают довольно многие, даже те, кто тогда «под стол пешком ходил». Я не буду заявлять о том, что с ранних лет я понимал порочную политику двойных стандартов, сформировавшуюся в обществе.

Ничего я не понимал.

Но случай с Наполеоном запомнил и уже тогда сообразил, что что-то здесь не так. Что что-то до нас не доносят, а то, что доносят, уже расставлено по полочкам и окрашено в разные цвета требуемых ог нас опенок. И что, возможно, моя любимая История тоже может быть подкорректированной и однобокой.

Позднее я узнал, что именно История корректируется больше всего (нас так учили на примере буржуазной истории), но я никак не мог предположить, что идеология распространилась и на военную историю: на вооружение, фактологию, статистику, тактику и стратегию и так далее.

«История — наука крайне политизированная, поскольку отвечает за формирование исторического сознания. Поэтому битва за политически «правильную» трактовку тех или иных событий является важнейшей составляющей идеологических войн».

Не следует обманываться, что все это было возможно лишь во времена тоталитаризма, а теперь кануло в вечность, и сегодняшняя информация якобы достоверная и объективная:

Например, в «Книге для чтения по истории Средних веков» под редакцией профессора С.Д. Сказкина, изданной еще в 1953 году, в статье «Тридцатилетняя война» было написано: «Обезлюдение достигло таких размеров, что во Франконии католическая церковь обязывала крестьян иметь двух жен».

А спустя сорок лет, в 1993 году, то есть когда уже рухнул тоталитаризм вместе с СССР, торжествовала гласность, была отменена цензура, вышла книга Г. Пикера «Застольные разговоры Гитлера». В ней есть рассуждения фюрера о воспроизведении населения: «После Тридцатилетней войны было вновь разрешено многоженство…»

Ну и что? Все правильно сказал «бесноватый».

И все бы ничего, если бы не комментарии к этой фразе редактора книги И.М. Фрадкина: «Исторически несостоятельное утверждение».

Вот так. Когда государство воспитывало атеистов, го оно приводило средневековые примеры двойной морали церковников. Когда, оказалось, что то же самое сказал Гитлер, то это сразу оказалось «исторически несостоятельным утверждением».

В результате один человек, прочитавший «Застольные разговоры» запомнит, что многоженства в Германии после Тридцатилетней войны не было, а другой, знакомый с иными источниками, будет уверен, что было.

А между прочим, именно из таких мелочей формируются противоположные мировоззрения.

Все это я рассказываю лишь для того, чтобы объяснить, откуда происходят ожесточенные споры о, казалось бы, бесспорных истинах. Дело в том, что ни одно государство мира не будет очернять свою историю, принижать свои достижения и превозносить успехи и достоинства противников. Это было бы равносильно самоубийству.

А так как информация сегодня стала общедоступной, то все чаше возникают дискуссии приблизительно следующего содержания.

— У нас были самые лучшие танки!

— Не врите, самые лучшие танки были у нас.

— А вы ими пользоваться не умели.

— Зато у нас их было больше!

Или:

— Мы вас победили в Бородинской битве.

— Ничего подобного, это мы вас в ней победили!

Или:

— Мы знаем, это вы расстреляли пленных польских офицеров.

— Чушь! Уже доказано, что это не мы.

И так далее.

Но бывает, что искажение фактов происходит внутри одной идеологической системы, что приводит к противоречиям и вызывает общее недоверие.

Поэтому ссылаться на источники нужно очень и очень осторожно, словно пробираться по минному полю.

Самое опасное в военно-исторической литературе — это невежество, сознательное искажение фактов и плагиат ее авторов.

Впрочем, я перейду к примерам. И начну с себя.

На мое утверждение в книге «Неизвестные лики войны», что Россия за годы Первой мировой потеряла более 6500 самолетов даже знатоки военной истории возразили, что эта — я цитирую — «цифра вызывает сомнение. Вряд ли Россия имела такое количество самолетов (Франция, основной поставшик самолетов в Россию, имела в конце войны около 3300 самолетов)».

Отвечаю. Самолеты, оставшиеся к концу войны и потерянные в ходе ее, — это две разных категории. В «Книге будущих адмиралов» А. Митяева упоминается, что за годы Первой мировой войны участвовавшие в ней страны произвели (кроме 276 миллионов винтовок, свыше 1 миллиона пулеметов, 152 тысяч орудий, около 10 тысяч танков) 182 тысячи самолетов.

Согласитесь, что в сравнении с этой цифрой 6500 выглядит не столь уж фантастично.

Впрочем, если книга А. Митяева не является компетентным источником, то можно заглянуть в четырехтомник «История Русской армии» A.A. Керсновского, из которого я и позаимствовал число потерь. В «Истории», в частности, содержатся краткие данные по авиастроению Российской империи.

«…Кроме «Ильи Муромца» И.И. Сикорский создал серию истребителей и разведчиков типа С, аэропланы строили A.A. Анатра в Одессе, В.А.Лебедев, Щетинин и Д.П. Григорович в Петербурге, Моска и «Дукс» в Москве. В 1917 г. на 16 авиазаводах работало 11 037 человек. Всего за войну выпущено 5607 самолетов и 1511 моторов, получено от союзников 1800 аэропланов и 4000 моторов».

Сложив эти цифры, можно без труда получить 7407 самолетов, из которых Россия вполне могла потерять 6500.

В «Большой Советской Энциклопедии», изданной в 1928 году (всего через десять лет после Первой мировой), в томе 12, в статье «Военные снабжения» содержатся еще более невероятные данные.

«К началу войны 1914–18 в воевавших армиях было по сотне самолетов и по несколько аэростатов. Параллельно с развитием авиации возрастала и потребность в снабжении. Опыт войны дает коэффициент убыли самолетов не менее, чем 50 % в год. Даже отсталая технически русская армия, не имевшая никогда в строю во время войны более 700 самолетов, израсходовала 14 880 самолетов и 18 600 авиадвигателей, стоимостью в 520 миллионов рублей».

Следующий пример.

Давно известно, что знание — сила. Военные знания —* военная сила. А знание военной истории — залог силы любой армии, искусства ее военачальников и духа солдат.

Очень хорошо, если военно-патриотическое воспитание в государстве стоит на должном уровне, если его граждане с юных лет знакомятся с боевыми подвигами своих отцов и дедов, защитивших свободу родины.