Ричард Холланд - Октавиан Август. Крестный отец Европы.

Цезарю он, видимо, пришелся по душе; возможно, тот видел в Антонии молодого себя — открытый и уверенный характер, умение упиваться битвой, готовность рисковать. Антоний быстро попал в ближайшее окружение Цезаря, и тот, не имея законных сыновей, ясно давал ему понять: со временем он сделает его своим наследником.

Нет никаких оснований предполагать, что Антоний поддерживал общественные реформы Цезаря из-за личных убеждений. Его выдвижение на пост трибуна принесло выгоду Цезарю — и самому Антонию, — а не обществу в целом. Как и другие представители его класса, Антоний был политиком от войны, который в определенных обстоятельствах предпочел пойти за Цезарем, а не за Помпеем и был немало вознагражден. Если он и испытывал сочувствие к бедным согражданам, то ничем этого не показывал. Напротив, когда в отсутствие диктатора Антоний остался в Риме, то, подавляя мятеж, вызванный непосильно высокими процентными ставками по долгам, он приказал казнить восемьсот человек. Даже если учитывать, что в источниках принято округлять числа в большую сторону, мера явно избыточная.

Кратко говоря, Антоний стоял куда ближе к Бруту, Кассию и прочим заговорщикам, большинство из которых он знал с юности, чем к простому народу. Целью его было — помимо обычных устремлений аристократа — сохранить и повысить свой общественный статус, стать со временем первым человеком в государстве. При этом его не слишком беспокоило, сохранится ли старая республиканская конституция. Судя по поступкам Антония в первые дни после убийства Цезаря, трудно поверить, что отмщение стояло для него на первом месте — если вообще входило в его планы.

После смерти Цезаря, когда судьба виновных зависела от Антония, он явно не считал нужным продолжать кровопролития ради укрепления собственного auctoritas . Заручившись содействием Лепида, он не видел на горизонте других серьезных соперников. Долабеллу — ставшего вторым консулом — Антоний подкупил, заплатив самые крупные его долги из денег, взятых у вдовы Цезаря. Октавиан его ничуть не волновал. Что, в конце концов, мог сделать восемнадцатилетний школяр, весь военный опыт которого заключался в том, что он опоздал на войну, против римского консула, полководца высокого ранга, обладающего государственной властью, против человека, уже завладевшего частью наследства Цезаря и не собиравшегося с ней расставаться?

Теперь, когда все козыри попали в руки Антония, он готовился исполнять роль великодушного государственного мужа — в духе своего бывшего командира, то есть одной рукой раздавая милости и награды, а другой — удерживая долгосрочную консульскую власть. Экспедиционные войска, собранные Цезарем, тоже оказались в распоряжении Антония и могли пригодиться для укрепления его власти. Гражданская война была не нужна, и Антоний не собирался ее провоцировать, называя себя диктатором или царем. Не имея ни склонности, ни способностей к постоянным политическим интригам, консул, по-видимому, намеревался соперничать с Цезарем и Помпеем в бранной славе, но так, чтобы не слишком раздражать республиканцев.

Антоний уже показал — с помощью пролитой крови — свое отношение к законным притязаниям римской «черни» и не боялся, что не справится с народными беспорядками, которые могло спровоцировать его неожиданное примирение с убийцами. Что же касается солдат, то Антоний не сомневался: они его поддержат, если он выполнит обещания Цезаря выплатить им награду и после увольнения поселить на хороших землях. То есть предполагалось, что в этот критический момент он один обладает властью де-юре выбирать — насилие или соглашение, и возможностью де-факто довести дело до конца; он даже созвал сенат в храме богини Теллус, за пределами Капитолия, в нескольких шагах от собственного тщательно охраняемого дома. Следуя циничной манере своих предшественников, подобным же образом добивавшихся власти, Антоний для верности позаботился, чтобы собравшихся сенаторов «охраняло» войско Лепида.

Был у Антония и еще один убедительный аргумент; он приберегал его до тех пор, пока не объявились публично самые главные защитники скрывающихся убийц. Известный всем экс-консул Тиберий Клавдий Нерон — супруг будущей жены Октавиана Ливии, предложил следующее: Брута, Кассия и их товарищей не только не привлекать к суду за измену и убийство, но и поздравить и вознаградить особыми почестями за спасение республики. Другие оптиматы потребовали признать декреты Цезаря недействительными. Кто-то перещеголял всех, сказав, что тело диктатора следует лишить погребения и тайно бросить в Тибр.

Тогда-то Антоний и вмешался. Постаравшись избегать как хвалы, так и хулы, он по-деловому заметил: если какой-то из эдиктов Цезаря следует отменить на том основании, что Цезарь был незаконно узурпировавшим власть тираном, тогда подобным же образом следует отменить и прочие его постановления. На закуску консул прибавил, что это касается всех сделанных Цезарем назначений, проведенных его личными декретами за последние пять лет, и всех его назначений, сделанных на три года вперед. Сенаторы уставились на него, а потом — с нескрываемым ужасом — друг на друга. Больше половины их оказались в сенате только благодаря Цезарю. И если они не примут все его решения, то рискуют потерять свои места и проходить повторные выборы. Многие сенаторы были из отдаленных частей Италии, ранее в сенате не представленных. Некоторые приехали из провинций, где Цезарь выбрал их как вероятных союзников. (Римские остряки любили прохаживаться насчет галлов, что если, мол, встретится вам человек, бродящий по Риму в штанах, а не в тоге, нужно показать бедолаге дорогу к зданию сената.) Лишенным места сенаторам пришлось бы проходить перевыборы по другой системе, значительно измененной в пользу местной римской аристократии, и большинству из них вряд ли довелось бы вернуться на вожделенную скамью. Даже прослужившие в сенате много лет, избранные законным путем сенаторы рассчитывали на самые важные посты, включая доходные наместничества в провинциях, на которые их назначил Цезарь на несколько лет вперед, собираясь воевать в Парфии.

Больше об отмене указов Цезаря никто не заикался. Сенат проголосовал не только за утверждение всех его декретов, но и за принятие тех, которые он лишь намеревался объявить, и еще не успел довести дело до конца. Тем самым сенаторы сыграли на руку Антонию, на что тот, несомненно, и рассчитывал. У него одного были официальные документы Цезаря — и он собирался принять меры, чтобы никто другой их не прочел. Таким образом, Антоний получал возможность в течение следующих нескольких недель предпринимать угодные ему шаги — например, делать назначения или запускать руку в государственную казну, говоря, что это планы не его, а Цезаря. Под конец Антоний подсластил пилюлю для самых ярых республиканцев. Цицерон предложил всеобщую амнистию, а Антоний, как председательствующий на заседании консул, принял ее и легко провел. И сразу же шестьдесят заговорщиков перестали быть разыскиваемыми преступниками.