Амеде Ашар - Плащ и шпага

- И подумаешь, что я чуть-чуть не раскроил голову этому молодцу, шептал он, - хорошо, что я был тогда так неловок.

Перед Югэ и Овсяной Соломинкой оставалось каких-нибудь десять шагов до низу. Югэ дал шпоры коню и одним скачком, собрав ноги, жеребец спрыгнул на ровную землю. Раздались восклицания, все платки и шляпы взлетели вверх. Маркиз, смахнув слезы, бросился вперед и упал в объятия Югэ.

- Уф, довольно и одного раза, больше уж не надо повторять столь рискованный трюк!

Югэ не слушал его, оглядываясь по сторонам.

- Да, Брискетта! - вспомнил и маркиз. - Смотри, вот она!

И он рукой указал на Брискетту, бледную, уничтоженную, опустившуюся у подножия старого креста. Целая стена зрителей отделяла их друг от друга. Возгласы восторга поразили бедную девушку и, объятая ужасом, думая, что случилось несчастье, она вскочила на ноги, увидела Югэ, вскрикнула и, шатаясь, прислонилась опять к кресту. Югэ хотел броситься к ней, но она поспешно опустила вуаль на лицо и исчезла в толпе.

10. Добрый путь

Жизнь Брискетты была весела, как песенка, сердце светло и легко, как ручеек. Югэ обожал её, Брискетта тоже его любила, но между ними была заметная разница. Однако девушка вполне отдавалась очарованию любви, с помощью, впрочем, веселого мая месяца, и если Югэ не уставал скакать между Тестерой и Вербовой улицей, она тоже не уставала дожидаться его у себя на балконе. Агриппа только потирал руки.

Один разве Овсяная Соломинка и мог бы пожаловаться.

Иногда, бегая по городу за покупками, или просто, чтобы погулять на солнышке, Брискетта удивлялась такому постоянству Югэ - ежедневно скакать к ней, несмотря ни на ветер, ни на дождь, лишь бы только увидеть её - и спрашивала себя, надолго ли хватит такой любви. Ей сильно хотелось разъяснить себе этот вопрос, и однажды утром, между двумя поцелуями, когда облака уже розовели на востоке, она вдруг спросила Югэ:

- Ты приедешь опять сегодня вечером?

- Сегодня вечером? Что за вопрос! Да, и завтра, и послезавтра, и после-послезавтра.

- Значит всегда?

- Да, всегда.

- Странно!

Югэ взглянул на неё с удивлением. Сердце у него слегка сжалось.

- Что это с тобой сегодня? - вскричал он. - Не больна ли ты?

- Нет, я думаю. Должно быть, какая-нибудь неведомая мне фея присутствовала при твоем рождении.

- Это почему?

- Да потому, что каждую ночь, в один и тот же час, ни одной минутой не позднее, в любую погоду, каково бы ни было расстояние, я слышу твои шаги под моим балконом, и никогда ни на лице твоем, ни в глазах, ни в словах твоих, ни в выражении твоей любви, я не подметила ни малейшего признака усталости или скуки, ни малейшей тени разочарования или пресыщения. Каким ты был сначала, таким и остался.

- Что ж в этом удивительного?

- Да все. Самый факт во-первых, а потом: подумай сам, что ты говоришь! Да знаешь ли ты, что вот уже четыре или пять месяцев как ты меня любишь?

- Ну и что же?

- Не думаешь же ты жениться на мне?

- А почему бы нет?

- Ты, ты - Югэ де Монтестрюк, граф де Шарполь, - ты женишься на мне, на Брискетте, дочери простого оружейника?

- Я не могу жениться завтра же - это ясно; но я пойду к матери и, взяв тебя за руку, скажу ей: я люблю её, позвольте мне жениться на ней!

Живое личико Брискетты выразило глубокое удивление. Тысяча разнообразных ощущений - радость, изумление, нежность, гордость, немного также и задумчивости - волновались в её душе и отражались в её влажных глазах, как тень от облаков отражается в прозрачной, чистой воде.

Вдруг она не выдержала, бросилась на шею Югэ и, крепко целуя его, сказала:

- Не знаю, что со мной делается, но мне хочется плакать; точно так же, как в тот день, когда ты спускался верхом с большой осыпи... Посмотри, сердце у меня так и бьется в груди... Если бы все люди были похожи на тебя!

Она рассмеялась сквозь слезы и продолжала:

- И все же, даже в тот день, когда ты чуть не сломал себе шею из-за вот этих самых глаз, что на тебя теперь смотрят, ты не был в такой большой опасности, как сегодня!

- В опасности?

- Смерть - это дело одной минуты; но цепь, которую нужно носить целую жизнь вот что ужасно! Слушай, друг мой: я не допущу, чтобы твоя мать, графиня Монтестрюк, была огорчена твоим намерением жениться на мне и поставлена в неприятную необходимость отказать тебе, что она и сделала бы, разумеется, с первого же слова и в чем была бы совершенно права. Но я дам тебе самое лучшее, самое живое доказательство привязанности, какого ты только можешь ожидать от меня. Ты не поведешь меня с собой в Тестеру, но будешь по-прежнему ездить сюда ко мне, пока я сама здесь буду.

- Но...

Брискетта прервала его поцелуем:

- Ты показал мне, как сильно меня любишь... А я покажу тебе, оставляя тебе полную свободу, как ты мне дорог... У каждого из нас есть своего рода честность.

Югэ больше ничего не мог добиться. Заря уже занималась; Брискетта толкнула его к балкону.

Однажды, немного спустя, Югэ застал Брискетту бледной, расстроенной, сильно озабоченной среди разбросанных по комнате узлов; все шкафы были раскрыты, все ящики выдвинуты.

Она привлекла его к себе и сказала, подавляя вздох:

- У тебя храброе сердце, друг мой; не плачь же и обними меня... Нам надо проститься!

Югэ так и подпрыгнул.

- Разве не этим все должно было кончиться? - продолжала она живо, разве есть что-нибудь вечное? Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты любишь меня так же, как и в первый день, даже, кажется, ещё больше. Но ведь это первый пыл молодости, пробуждение сердца, которое только что забилось в первый раз. Той, которая должна носить имя графини де Монтестрюк и разделить с тобой жизнь, ты ещё не видел. Ты её узнаешь среди тысячи женщин, когда в самой глубине души твоей что-то вздрогнет и скажет тебе: вот она! И в этот день ты забудешь даже, что Брискетта когда-нибудь существовала.

Югэ стал было возражать.

- Хочешь послушать доброго совета? - продолжала Брискетта твердо. Заводи любовные интриги внизу и береги настоящую любовь для равных себе. Да и кроме того, видишь ли милый Югэ, - прибавила она, склоняясь на его плечо, - я немножко из породы ласточек и мне нужно летать, пусти же меня летать.

Она вытерла украдкой бежавшие по щекам слезы.

Югэ был растроган, хотя и старался всячески не показать этого. Для него это была тяжелая разлука, оставляющая рану в сердце. Брискетта завладела обеими его руками и продолжала с милой улыбкой:

- Еще бы мне не говорить с тобой откровенно: я ведь тебе все отдала, а ты за это любил меня искренно. Сколько раз, гуляя по лесам в мае, мы с тобой видели гнезда среди цветущих кустарников! А куда улетали осенью те соловьи и зяблики, что строили эти гнезда? Их любовь длилась столько же, сколько длилась весна! Разве ты не заметил, что листья начинают желтеть, а вчера уж и снег носился в воздухе! Это сигнал. Расстанемся же, как расстались легкие птички, и, если только мои слова могут облегчить тебе грусть разлуки, я признаюсь тебе, друг мой, что никого уж я, сдается мне, не так беззаветно, как тебя!