Амеде Ашар - Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

- Я вижу, сеньоры, что вы сразу узнали капитана Якобуса!

- О! Бандит! - вскрикнул Рено.

- Теперь посчитаемся, месье маркиз! - воскликнул негодяй.

Но в тот момент, когда капитан Якобус уже поднял пистолет, чтобы дать сигнал к атаке (а нападавших было человек тридцать), дорога внезапно заполнилась всадниками. Они быстро окружили нападавших.

- Капитан Якобус! Опустите оружие! - приказал один из них. - Я граф де Паппенхейм!

Капитан Якобус обвел взглядом присутствующих, но силы явно были не равны.

- Да, сеньоры, вас явно больше, но я думаю, что вы совершаете глупость!

Граф де Паппенхейм указал рукой в сторону Нюрнберга.

Головорезы капитана Якобуса собрались вокруг него, ряды кирасир расступились и отряд удалился, подобно стае шакалов, убегающих от льва.

Кирасиры Паппенхейма окружили Рено и Армана-Луи и проводили их до самого конца этого опасного пути. С первыми лучами солнца вдали показался город.

- Шведская армия пред вам, месье! - произнес великий маршал. - Итак, счастливого пути, и, если это будет угодно Богу, мы встретимся на поле боя! Там вы убедитесь, что я ничего не забываю!

- Мой Бог! - прошептал Рено, - Если я когда-нибудь убью его, то больше никогда в жизни я не убью такого воина!

На следующий день Арман-Луи и Рено присоединились к армии короля. Тотчас же, де ла Герш попросил аудиенции у Густава-Адольфа. Дело в том, что по пути, в его голове родилась отчаянная идея. Он достойно выполнил поручение короля и послужил делу Швеции, теперь он имел право просить о личном.

19

Конные АРГОНАВТЫ.

Прежде, чем отчитаться королю о выполнении миссии, порученной ему, Арман-Луи попросил Его Величество разрешить обсудить с ним некоторые вещи, касающиеся лично его.

- Я вас слушаю, мой дорогой граф, - сказал король.

- Считаете ли вы, что я так преданно служил делу, которое мне доверили, лишь для того, чтобы заслужить награду Его Величества?

- Знаете, полковник, я и моя армия не могут выразить всего, чем обязана вам Швеция.

- Если я вас правильно понял, сир, попроси я у вас однажды пятьсот человек, чтобы нанести решающий удар врагу, вы мне их предоставите, и они последуют за мной повсюду?

- О! Если вы их возглавите, они пойдут так далеко, что могут не вернуться никогда!

- Это было бы хорошо... Мне нужны воины, которые не отступят ни перед чем.

- Речь идет о какой-то рискованной операции?

- Вот именно, столь рискованной, что кому-либо она могла бы показаться безумной.

- Объясните же, наконец!

- Верный слуга спас меня когда-то от лап имперцев. Могу ли я сделать менее для мадемуазель де Сувини, чем Магнус сделал для меня? Мадемуазель де Парделан тоже в неволе вместе с ней. Ее отец в слезах, его сердце страдает. Мы с господином де Шофонтеном решили их освободить.

- Это значит, что вы вместе с войском отправитесь в Прагу, в самое сердце вражеских войск?

- Да, сир, для меня это дело чести!

- О! Я сделаю то, что совершили некогда вы! - воскликнул король, пожимая руку г-ну де ла Гершу. - Пойдемте же! Я не буду достоин короны, которую ношу, если не скажу вам: "Дерзайте, чтобы освободить ту, которая вас любит!" Но, как друг, я добавлю: "Поберегите себя для служения Швеции, она нуждается в вас!"

В эту минуту дверь отворилась и вошел герцог Левенбургский. Арман-Луи решил остаться.

- Военные действия возобновились, - доложил королю Франсуа-Альберт, два венгерских полка, вторгшиеся вчера в имперский лагерь, атаковали этой ночью эскадрон финских мушкетеров. За ними следуют два итальянских полка.

- Вот это точные сведения, - вступил в разговор Арман-Луи, - где вы их добыли?

Герцог, вначале не заметивший его, повернул голову и покраснел. Беседуя, г-н де ла Герш поигрывал золотой цепью, опоясывающей его. Блеск металла привлек внимание Левенбурга, искавшего ответ.

- А вы, господин, - наконец заговорил он голосом, в котором чувствовалась ярость, - вы можете мне объяснить, откуда у вас на камзоле эта блестящая золотая цепь, которую я давно ищу?

- Разве эта цепь принадлежит вам? - живо поинтересовался г-н де ла Герш.

- Она была некогда у меня похищена. А как она оказалась у вас?

- О! Вы давно её ищете, герцог? А, я, в свою очередь, давно ищу владельца этой цепи. Некоторые обстоятельства позволяют мне утверждать, что существует странная связь между обстоятельствами, в которых вам пришлось её потерять и преступлением, совершенным недалеко от королевской резиденции... три года назад.

- Что вы хотите этим сказать?

- Я хочу сказать, что цепь, которую вы называете вашей и так настойчиво требуете, я подобрал около Готтенбурга, у двери дома, откуда была похищена Маргарита Каблио, и где, час спустя, я видел вас, герцог, в первый раз.

При этих словах герцог побледнел.

- Она выскользнула у меня из-за пояса, - смущенно пробормотал он.

- После преступления, а точнее после похищения Маргариты Каблио. Я нашел эту цепь в траве, где виднелись следы лошади, вашей лошади, герцог!

Еще мгновение герцог Левенбург смог выдержать взгляд г-на де ла Герша, но побежденный в этой молчаливой борьбе, опустил глаза.

Проходя мимо герцога со словами: "Так эта цепь ваша - возьмите ее!" г-н де ла Герш небрежно бросил золото к его ногам.

Арман-Луи подошел к королю, молча наблюдавшему за разыгравшейся сценой и, полагая, что враг повергнут, молча откланялся.

- Итак, герцог, что вы на это скажете? - обратился король к Левенбургу.

- Ах! Если бы этот человек не был бы вашем гостем, я бы убил его! вскричал герцог.

- Его не так-то просто убить, - продолжил король, - но эта цепь, о которой вы говорили, она ведь ваша, не так ли?

Удар был жестоким, но Левенбург хорошо знал, что Густав-Адольф его любит. Поэтому, собрав всю свою волю, он заговорил с жаром:

- Да, цепь принадлежит мне, я потерял её возле двери домика, где находилась Маргарита. Вспомните, как она была красива, а я был тогда молод. Мое сердце было переполнено любовью к ней. Я соблазнил другую девушку, думая, что любовь пройдет. Напрасно! Ее образ преследовал меня повсюду. Виновен ли я в том, что повстречал Маргариту раньше вас, сир?! Я не смел надеяться на её любовь, вы не можете себе представить, какие душевные муки я испытал; я хотел исчезнуть, раствориться, забыть ту, которая стала для меня смыслом жизни. Непонятная сила привела меня туда, где жила Маргарита, я был готов покончить с жизнью, имея при себе бутылочку с ядом. В то время как вы, Ваше Величество, были с ней, я, полный отчаяния, бродил возле восхитительного жилища, которое мечтал превратить в рай, если бы Маргарита этого захотела. Мои слезы медленно падали в траву. Она любила Вас, а я целовал следы её шагов! Однажды я потерял эту цепь... О! Сир, вы были тогда с Маргаритой!

Непонятное чувство охватило короля. Он, познавший некогда любовь во всем её великолепии, мог ли он осуждать человека, испытавшего любовные муки? Франсуа-Альберт слишком хорошо знал Густава-Адольфа, чтобы по неуловимым признакам понять, что происходит в его душе. Герцог решил, что самая искусная защита - это абсолютная откровенность и заговорил с необыкновенной горячностью: