Амеде Ашар - Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

- Слишком поздно! - остановил его жестом Каркефу. - Но, чтобы не подвергать вас этому жуткому падению на скверной жуткой дороге, эти господа желают знать: что за человек увлек вас с собой в это мрачное ночное путешествие, и с какой целью вы взбирались с ним наверх к господину де Паппен гейму?

Мэтр Ганс был в полной растерянности: с одной стороны, он видел перед собой два пистолета внушительного вида и зловеще сверкающий кинжал, с другой стороны, он понимал, что его благородный хозяин не простит ему его болтливость. Любому, кто лишь едва откроет рот, граф Годфруа обещал проломить голову, - этот способ он считал самым надежным, чтобы научить своих слуг молчанию. Мэтр Ганс задрожал от страха при мысли об этом. Но тут ему в голову пришла идея: не показать ли для начала свою смелость, а потом, если она ни на кого не произведет впечатления, - сдаться?!

- А если мне нравится молчать! - рявкнул мэтр Ганс, положив руку на гарду своей рапиры с видом Титана. - Найдется ли здесь кто-нибудь, способный заставить меня заговорить?

- Каркефу! - позвал Рено.

- Слушаю, господин маркиз!

- Нет ли у тебя куска веревки в кармане?

- Всегда найдется, - Каркефу положил на стол два локтя хорошей пеньковой веревки, тонкой, ровной и очень крепкой. - Совсем новая, добавил он.

Мэтр Ганс попытался выдернуть из ножен свою рапиру, но она не поддалась - и это был последний отчаянный жест его доблести.

- Кончай дергаться! - сказал Рено, схватив его за руку. - Ты видишь эту веревку? Если через три минуты ты не признаешься во всем, она будет у тебя на шее! И если через пять минут мы не узнаем о ваших с графом делах, я стяну её у тебя на шее так туго, что ты уже больше не сможешь пить свое анжуйское.

- Если ты все расскажешь, этот кошелек - твой! - продолжал наступать на него в свою очередь г-н де ла Герш, бросив на стул туго набитый шелковый кошелек, который упав, глухо звякнул.

Мэтр Ганс грустно посмотрел на свой кувшин с вином: Каркефу маленькими глотками допивал его. Оруженосец вздохнул и перевел глаза на кошелек: сквозь шелк просвечивали золотые монеты.

- Одна минута! - начал считать Арман-Луи.

- О Господи Иисусе! - прошептал мэтр Ганс, с ужасом вспомнив угрозы г-на де Паппенхейма.

Он бросил робкий взгляд на окно, которое было закрыто, затем посмотрел на плотно закрытую дверь. Из соседней комнаты доносилось пение матушки Фризотты.

- Две минуты! - продолжал отсчитывать время Арман-Луи.

- Святая Дева! Да если мой хозяин узнает, что я проболтался, он же убьет меня! - запричитал оруженосец, хлопнув себя рукой по лбу и холодея от страха.

- Ты получишь двадцать пистолей и право дать себя сцапать в другом месте, - пообещал Арман-Луи.

Мэтр Ганс попытался снова приподняться, но опять был возвращен на свою скамейку.

- Три минуты! - выкрикнул Каркефу. Он схватил веревку и перебросил её через потолочную балку.

- Господа! Я все расскажу! - взмолился в отчаянии мэтр Ганс.

- Умница! Я знал, что наши доводы все же убедят тебя, - проговорил Каркефу, тем не менее прилаживая для него скользящую петлю.

Почувствовав дурноту при виде веревки с петлей, раскачивающейся на высоте его шеи, мэтр Ганс тотчас заговорил, быстро, без пауз, и умолк только тогда, когда рассказал все: о своем визите к капитану Якобусу, об их разговоре с графом де Паппенхеймом, о решениях, принятых на этой ночной встрече и, наконец, о тайном исчезновении из замка. Став на путь признания, подгоняемый страхом, он не упустил ни одной детали.

- Ах, так это был капитан Якобус? - удивился Арман-Луи. - Не тот ли это тип с рыжими усами, который живет в трактире "Три пинты", что стоит при дороге у Распаханного поля? Возле этого капитана вечно топчется дюжина бездельников, которых он называет солдатами. Не он ли говорил, что набирает их для армии, которую господин кардинал готовит для выступления против испанцев?

- Эти солдаты - порядочные люди - каждое воскресенье они ходят в церковь, - сказал оруженосец.

- И каждый день занимаются грабежами, - возразил ему Рено.

- Сударь, тому, о чем болтают, надо верить только на половину...

- Мы говорим о капитане Якобусе, - сказал Рено. - Значит, говоришь, он стал лагерем в трактире "Три пинты"?

- Да вот уж около недели, потому что его люди устали.

- Нет ли у него, как у тебя, каких-нибудь пристрастий, чтобы воспользовавшись ими, можно было бы застать его врасплох?

- О нет, капитан не пьет вовсе!

- Это порок! - съязвил Рено.

- Зато у него нежное сердце, и все вечера, когда он свободен от дел, он проводит в маленьком доме с красной дверью, который находится в полумиле от трактира. Там воркует одна голубка...

- Я её знаю! - сказал Каркефу. - Это ещё одна матушка Фризотта, только блондинка, и зовут её Евфразия.

- Капитан Якобус влюблен в нее, - объяснил мэтр Ганс. - Он не может спокойно спать, если не повидает её.

- Итак, он наш! - заключил Рено.

- Мэтр Ганс, теперь вы свободны. Больше мы вас не задерживаем, заговорил, поднимаясь, Арман-Луи. - Но если графу де Паппенхейму станет известно хоть слово, одно только слово из нашей беседы, так же наверняка, как и то, что я ла Герш, пулей из пистолета я размозжу вам голову.

- Ах, сударь! Не стоит трудиться! Как только мой хозяин догадается о том, что вам все рассказал, он меня просто задушит, - сделав над собой усилие, оруженосец стал на ноги. - А теперь, господа хорошие, - добавил он, - позволено ли мне удалиться?

- Уходи! И мой тебе совет: не суйся больше в трактир "Три пинты".

Г-н де Шофонтен ещё не закончил говорить, а мэтр Ганс уже открыл дверь и улизнул прочь.

- А нам пора наведаться к капитану Якобусу. - сказал Арман-Луи.

Тяжкий вздох вырвался из груди Каркефу:

- Вам, кажется, доставляет удовольствие то, что мы подвергаем себя опасности, что идем на верную гибель? - спросил он, обращаясь к маркизу.

- Более того, я считаю, что мы потеряли понапрасну много времени, ответил Рено.

- Хочу засвидетельствовать вам следующее: в моих венах нет больше ни капли крови, - сказал Каркефу. - Но следуйте за мной: я знаю проселочную дорогу, которая ведет прямо в красный дом мадам Евфразии.

Ночь уже совсем опустилась на землю, когда три приятеля очутились наконец перед домом, все окна которого были закрыты. Каркефу приложил ухо к щели в ставне, сквозь которую пробивался лучик света.

- Там шушукаются и смеются, - сказал он тихо и, прильнув глазом к маленькому отверстию, которое позволяло наблюдать за тем, что происходило внутри, добавил: - Стол накрыт, волк - в овчарне.

Дорога, по которой капитан Якобус пришел в трактир "Три пинты", была с обеих сторон обсажена развесистыми дубами. Каркефу вместе с двумя приятелями проследовал по ней и сел на траву, свесив ноги в канаву.

- Если капитан на лошади, он ускользнет от нас, - сказал Арман-Луи.