Сергей Скибин - История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы

В 1806 г. в «Любителе словесности» было опубликовано первое известное нам стихотворение Батюшкова «Мечта», написанное, вероятно, в 1802 или в 1803 г. [35]В нем, с одной стороны, отразились просветительская и сентиментальная традиции, с другой – уже угадывалось романтическое мировосприятие и приоткрывалась перспектива романтизма. Современные исследователи указывали на влияние стихов Муравьева, Карамзина и Гете, которое удалось обнаружить в этом произведении [36].

Батюшков трактует мечту как ключ к поэтическому вдохновению и несовершенство реального мира. Мечта– путь к духовной свободе, она позволяет «оковы променять на цепь веселых роз». Суета жизни – удел глупцов, алчущих богатства, «Лобзая прах златой у мраморных крыльцов!». «Печальные стоики» и «твердые мудрецы» не способны своими «голыми истинами» раскрыть «всю жизни бренной сладость». Любовь, юность, красота природы, пиры и веселье – вот истинные ценности, а подлинными мудрецами являются Анакреон – певец наслаждения, древнегреческая поэтесса Сафо, восславившая чувственную любовь, и римский поэт Гораций, который и в чаду веселья, и на пороге смерти имел счастливый дар погрузиться в мечту и отрешиться от действительности.

Традиционный мотив «мечты» скрашивает мимолетную и печальную жизнь поэта. Благодаря поэтическому воображению, которое возвращает живую прелесть скоротечным земным радостям, певец утверждает свое счастье. Мечта становится атрибутом поэта, искони присущим ему свойством, которое он ценит выше всех преходящих в мире благ. Печаль, сопутствующая мечтанию, не в силах победить радости. Эти два настроения станут у Батюшкова господствующими.

В ранних стихотворениях Батюшкова сильно воздействие классицизма и сентиментализма, но поэтические и эстетические пристрастия уже определились. Это, во-первых, французская просветительская философия и литература, а во-вторых, античные авторы с явным перевесом лириков, наслаждающихся жизнью, над эпическими поэтами. При этом античные авторы (Анакреон, Гораций, Тибулл и др.) восприняты сквозь призму «легкой поэзии», которая входит в сферу поэтических интересов Батюшкова (стихотворения французских поэтов Парни, Грессе, Дюси, Ронсара, Мильвуа, Лафонтена, Экушара Лебрена, итальянских поэтов Касти, Петрарки, Ариосто, Т. Тассо и др.).

В соответствии с поэтическими традициями поэт славит тишину и мирные наслаждения в деревне, отказываясь от городской суеты и от людей. В стихотворениях Батюшкова («Совет друзьям» и др.) реализуется мотив эпикурейских радостей и чувственных удовольствий на лоне сельской природы. Батюшкова влекут любовь, дружба, искусство, красота природы, которые для него выше и несомненнее практических благ – чинов, славы, светского шума и суеты. Ему милее беспечная праздность и бескорыстная свобода духовных наслаждений. Эти настроения, во многом условные, литературно окрашенные, книжные, говорят о его эстетических симпатиях. Здесь намечается разочарование в светской среде, в обыденной и повседневной действительности, где он не находил ни великих мыслей, ни искренних и глубоких чувств, ни поклонения красоте. Ему близки только отдельные родственные души, с которыми он говорил понятным сердцу языком. Для него «мечта», «фантазия» о сладостном мире, где царствуют веселье, здоровье, бодрость, где цветет юность, услаждая себя песнями, любовью, дружбой, реальнее и жизненнее дел «скучных мудрецов», гоняющихся за славой, за роскошью, за почестями.

Общие жизненные и эстетические представления юного Батюшкова сочетаются с резко выраженными литературными вкусами. Поэт на стороне тех, кто ценит «легкую поэзию», малые жанры. Ему претят все «высокие» жанры в их современном обличье – ода с ее дежурными восторгами, огромная эпическая, или героическая, поэма, холодная трагедия. Он отвергает эти жанры вследствие исчерпанности, банальности и безжизненности современных од, эпических поэм, трагедий и др. Но прежние эпические поэмы Гомера, волшебно-рыцарские поэмы, подобные «Освобожденному Иерусалиму» Торквато Тассо, не утрачивают для Батюшкова эстетической ценности. В современниках он тоже поддерживает интерес к этим жанрам: сочувствует Гнедичу, задумавшему перевод «Илиады», приветствует Озерова («Пастух и Соловей»).

Отделяя подлинно высокую поэзию от подделок под нее, Батюшков, однако, отмежевывает для себя область личной поэзии, лирику интимного настроения, которая наиболее тесно связана с внутренними переживаниями, с духовным существом человека. С этой целью он обрабатывает «легкую поэзию» сначала в духе сентиментализма, а затем романтизма. Если Жуковский ориентировался на «средние» жанры, то Батюшков превращал в «средние» малые жанры, которые в иерархии классицизма и поэтических правил, предписываемых «законодателями» школьных пиитик французским теоретиком Баттё и швейцарским Лагарпом, почти уравнивались с «низкими» (альбомные мелочи, лирические миниатюры и др.). Он в наибольшей степени способствовал тому, чтобы скрестить лирику сентиментализма с враждебной ей аристократической, салонной «легкой поэзией». Таков был ученический период творчества, продолжавшийся до 1809 г.

В 1809 г. Батюшков, прошедший к тому времени суровую военную школу и участвовавший в сражениях, поселился в Петербурге, побывал в Москве и познакомился с крупнейшими писателями и деятелями культуры России. Столичная культурная среда содействовала его стремительному поэтическому росту.

Содержательной предпосылкой взлета творчества Батюшкова в 1809–1810 гг. стало осознание глубокого разрыва между мечтой и действительностью, разочарование в существующем миропорядке. Жизнь – в том уверили Батюшкова поэты – дана для духовного и чувственного наслаждения ее дарами, при котором и сама личность становится прекраснее и совершеннее. Но действительность убивает лучшие побуждения души. Как и многие дворянские интеллигенты того времени, Батюшков нашел удовлетворение в себе и пытался обособить личный внутренний мир от действительности, сделав его своего рода центром Вселенной. Стихотворения и письма Батюшкова донесли до нас его глубокое разочарование в действительности, разлад с окружающей средой. Гнедичу он писал: «Ходя ужом и жабой, ты был бы теперь человек, но ты не хотел потерять свободы и предпочел деньгам нищету и Гомера».

Хотя русское самодержавие в его существующих формах не устраивает Батюшкова, он, осудивший, как и многие его современники, якобинский террор, оставался сторонником просвещенной монархии. Будучи противником революции, Батюшков возлагает все беды Французской революции на «надменных мудрецов», т. е. на философов-просветителей, которые обещали царство разума, но оказались несостоятельными в своих прогнозах. Отсюда скептическое отношение Батюшкова к философскому, теоретическому рационализму. Особенно сильно он нападает на Руссо. Это, однако, нисколько не мешает поэту восхищаться Вольтером, вспоминать Дидро, д'Аламбера и Кондильяка. Поклонник Вольтера, он воспринимает его как рассудительного мудреца-эпикурейца и своеобразно соединяет скептицизм с чувственностью и философией наслаждения жизнью. Гуманное эпикурейство, упор на личном счастье причудливо сочетаются в мировосприятии Батюшкова с вольнодумством, но вольнодумством не политическим, а скорее эстетическим. Поэт не превращается в гонителя французских просветителей и не отвергает их идею просвещенного абсолютизма. Напротив, он горой стоит за просвещение, необходимое России, за европейский путь развития, за дальнейшую цивилизацию страны. С точки зрения Батюшкова, культурные успехи находятся в прямой зависимости от просвещенности. Чем выше уровень просвещения, тем значительнее достижения искусства.